Фридрих Шиллер - [98]

«…Я чувствую, что, кажется, начинаю постепенно овладевать секретами театральности…»

4 июля того же года состоялась премьера «Вильгельма Телля» в Берлинском национальном театре. Она имела такой успех, что спектакль был повторен трижды в течение одной недели.

Правда, некоторые сцены драмы вызвали беспокойство руководителя Берлинского театра Иффланда, как только он получил экземпляр пьесы. Не решаясь высказать свои «политические опасения» письменно, он направляет к Шиллеру секретаря театра, поручив ему уговорить поэта произвести изменения и купюры в тексте.

Возвращая Иффланду несколько переработанную рукопись, Шиллер говорит, что не может больше вносить каких-либо изменений, не противореча духу всего произведения. «При таком сюжете, как Вильгельм Телль, непременно приходится затрагивать струны, звучащие хорошо не для всех ушей. Если эти места в их теперешней редакции не могут быть произнесены со сцены, то в данном театре нельзя вообще играть «Телля»…»

Своим «Теллем» Шиллер стремился откликнуться на самые существенные задачи времени, ответить на вопрос, с особой остротой стоявший тогда перед его современниками: вопрос об объединении страны.

Куцые реформы, которые нес с собой Наполеон, предпринятое им уменьшение числа немецких княжеств за счет подчинения их более крупным не могли изменить общего порядка вещей. В «Вильгельме Телле» Шиллер утверждает подлинное объединение страны, которое было так необходимо Германии начала XIX века, объединение демократическое, осуществляемое самим народом.

«Один народ, и воля в нас едина», — слова торжественной клятвы, которую дают герои шиллеровской драмы, имели непосредственно актуальный смысл для современников поэта.

Как и все передовые люди своего времени, Шиллер не отделяет вопроса объединения страны от проблемы социальной активности народа, права народа изменить ненавистный ему общественный порядок. Неразрывно связаны обе эти проблемы и в «Вильгельме Телле».

Народ — сам хозяин своей судьбы. «Справедливости не ждите от Габсбурга! Надейтесь на себя!» — эта реплика одного из героев драмы — свидетельство глубокого демократизма автора «Вильгельма Телля».

Правда, Шиллер неоднократно подчеркивает «оборонительный» характер швейцарского восстания, направленного на защиту старых, исконных, вольностей и прав, его мудрое спокойствие. Но филистерские оговорки не могут заглушить свободолюбивый пафос шиллеровской драмы. Не они остаются в восприятии читателя.

«…Сейчас потому так много говорят о швейцарской свободе, — пишет Шиллер В. Вольцогену во время работы над «Теллем», — что она совсем исчезла из мира действительности».

В сокровищницу немецкой и мировой культуры «Вильгельм Телль» вошел как прославление борьбы за свободу, утверждение величия и красоты сражающегося за свои права народа.

Символом этого народа является и центральный герой драмы. Это наивно-героический характер, максимально чуждый всего показного, внешнего, тех эффектных поз, от которых не свободны были персонажи «штюрмерских» драм.

Телль — это сам народ, его спокойная сила, сперва дремлющая, но решающая исход дела. Путь Телля от смирения перед Геслером к убийству тирана — путь народа, который в первом действии драмы еще строит крепость Иго Ури, «эту Бастилию», как знаменательно называет ее сам Шиллер в письме к Иффланду, а в последнем ее разрушает.

Широко использует Шиллер в «Телле» народные лирические песни и народный эпос, которому в драме особенно близки великолепные картины природы.

«Вильгельм Телль» знаменует собой новый этап идейно-художественного развития Шиллера. Но этому этапу зрелой мысли и зрелого мастерства поэта суждено было быть последним.

НЕОКОНЧЕННЫЙ МОНОЛОГ

«Не иссякает вокруг очарованье природы,

Так же искусству дано не умирать никогда»

(Шиллер. Последние стихи)

Участившиеся с конца 1803 года приступы болезни прерывали работу над «Теллем». Опустив ноги в таз с ледяной водой, подхлестывая убывающие силы крепким кофе или шампанским, Шиллер проводит за столом все время, когда только может держать в руках перо; он досадует на многочисленные помехи и преграды, все чаще встающие между ним и творчеством.

Таким событием, несколько замедлившим работу поэта, оказался приезд в Веймар в декабре 1803 года известных французских писателей — де Сталь и Бенжамена Констана.

Изгнанница из наполеоновской Франции, дочь знаменитого министра Неккера, мадам де Сталь справедливо решила начать свое ознакомление с немецкой культурой с города Шиллера и Гете и личной встречи с ними. Но, ах, как томит Шиллера (Гете был в эту зиму болен) необходимость тратить драгоценное время на беседы, особенно утомительные при его посредственном владении разговорной французской речью, хотя приезжая знаменитость в общем и симпатична ему — «ясностью, решительностью и остроумной жизнерадостностью» своей натуры («единственно тягостным является совершенно необычайное проворство ее языка», — шутливо жалуется поэт в письме к Гете).

В книге мадам де Сталь «О Германии» отразились впечатления о поездке в страну философов и поэтов; формированию их во многом способствовали встречи с Шиллером.