Фридрих Шиллер - [49]

Она была поэтическим воплощением тех же благородных идеалов Свободы, Равенства и Братства, которые станут лозунгами Французской резолюции 1789–1794 годов.

Высоко взлетела в поэзии Шиллера искра революционного энтузиазма конца XVIII столетия; не вина, а беда поэта, что не довелось ей разгореться на его родине в пожар.

И все же, хотя ода «К радости» несет на себе приметы породившего ее времени, как и все великие произведения, она выходит за его пределы.

Когда Бетховен писал Девятую симфонию (1822–1824), революционный подъем в Европе был уже позади. Шиллеровской оде «К радости» на гениальную бетховенскую музыку (при всем своем благоговении перед поэтом композитор по-своему перемонтировал текст, подчеркнув его гражданское содержание за счет философского) суждено было впервые прозвучать в Вене 1824 года, центре меттерниховской реакции. Но Девятая симфония и ее гениальный хоровой финал прозвучали и звучат поныне не воспоминанием о прошлой героической эпохе. Тема Радости у Бетховена, как и у Шиллера, обращена в будущее, она льется, как «…бессмертное свидетельство о великой Мечте, всегда таящейся в сердцах людей…».

«…Поражает, что именно народ, а не избранные, отводит особое место Девятой симфонии, выделяя ее из всех музыкальных произведений», — пишет Роллан. А в сноске к этому месту добавляет: «Уж не собрались ли они вытащить ее на баррикады революции», как «Свободу» Делакруа! Вагнер передает меткое выражение одного из дрезденских повстанцев 1848 года, который крикнул ему, стоя перед старым зданием оперы, охваченным пламенем: «Господин капельмейстер, это прекрасная искра Радости подожгла его».

Прошло несколько десятилетий, и другой гений мировой музыки вдохновился шиллеровской «Радостью».

Это был двадцатипятилетний Петр Ильич Чайковский.

Заканчивая Московскую консерваторию, Чайковский написал выпускную кантату на стихи «К радости». Он снова вернется к поэзии Шиллера в годы зрелого мастерства, чтобы создать одну из величайших своих опер — «Орлеанскую деву».

Думал ли Шиллер о всенародной славе, которая ждет его «Радость», когда летом 1785 года ода впервые была спета на скромную мелодию, сочиненную Кернером, в тесном дружеском кружке?

Если всмотреться в портрет, который той же осенью начал писать с Шиллера один из приятелей Кернера, крупный немецкий художник того времени Антон Граф, хочется утвердительно ответить на этот вопрос.

Автор оды «К радости», глядящий с этого портрета, не юный бунтарь, каким впервые предстал он перед немецким народом. На лице печать нелегких лет и раздумий: уже подкрались морщины — перерезали светлый лоб и залегли складками под глазами, взгляд серьезный, чуть испытующий. А во всем облике та спокойная уверенность, та душевная гармония, которая приходит к художнику вместе с верой в высокую Радость-Свободу и с сознанием того, что его творчество приближает час ее прихода.

Без них, как без компаса, нельзя пускаться в путь, в романтическое путешествие «к правде, к славе, к счастью».

РЫЦАРЬ ГУМАННОСТИ

«Мы завтра же найдем, быть

может, путь.

А до тех пор не забывай, мой

Карлос:

«Коль высший разум за людское

благо

Ведет нас в бой, пускай сто тысяч

раз

Наш замысел постигнет неудача —

Мы складывать оружье не должны».

(Шиллер. «Дон Карлос»)

Самые беззаботные внешне годы жизни Шиллера — самые тяжелые, быть может, в его творческой биографии. Это годы перелома, болезненного, мучительного.

Как его лихорадит! Какая смена проблем, жанров, интонаций!

Большое теоретическое сочинение — «Философские письма», где в образе двух юношей, сентиментального и восторженного Юлия (прообраз его — сам Шиллер) и скептика Рафаэля (Кернер), автор сталкивает противоположные философско-нравственные принципы и высказывает свои мысли о природе, о назначении человека, религии, искусстве…

Новелла «Преступник из-за потерянной чести» — история жизни и гибели предводителя одной из разбойничьих банд, которые орудовали в Вюртемберге в середине XVIII века. Должно быть, Шиллер узнал эту историю еще в Карлсшуле от профессора Абеля. В драматически напряженной, написанной на одном дыхании новелле — плебейская ненависть к Германии князей и вельмож; здесь снова слышен страстный и протестующий голос автора «Разбойников» и «Коварства и любви».

«За то, что ты подстрелил нескольких кабанов, которым князь дает жиреть на наших пашнях и лугах, они затаскали тебя по тюрьмам и крепостям, отняли дом и трактир, сделали тебя нищим. Неужели дошло уже до того, брат, что человек стоит не больше зайца? Неужели ты не лучше скотины в поле?..» — вот мысль, пронизывающая эту новеллу.

В Дрездене Шиллер создает новый финал «Заговора Фиеско». Убив властолюбца Фиеско не с глазу на глаз, а публично, Веррина отдает себя во власть революционного народа — так заканчивается драма в новом, дрезденском варианте. Он не был напечатан при жизни автора и не случайно увидел свет лишь через полтораста лет после его смерти. Только недавно, в 1955 году, в Германской Демократической Республике нашли далекие потомки это свидетельство живой, беспокойной мысли поэта, его веры в силы народа.

В эти же годы пишет Шиллер и большое по объему прозаическое произведение — роман «Духовидец». Он начал работать над ним в 1786 году, печатал отрывки в «Талии», но, несмотря на огромный успех у читателей, так и не довел до конца.