ФРГ. Штрихи к портрету - [63]

Официальное количество алкоголиков — каждый двадцатый. Но ведь это в среднем. В действительности в крупных городах их во много раз больше. Нет, ни государство, ни общество к этому вопросу не безучастны. Соответствующие службы организуют борьбу. Но тем не менее число алкоголиков неуклонно растет, растет довольно быстро и в основном за счет молодежи.

Разве может прийти в голову, что в богатой стране, где не встретишь бездомной собаки, существует масса бездомных людей. Но это факт! Протянутая рука нищего — зрелище не из приятных. И символизирует оно не только нищету духа побирающихся, но и моральную нищету общества, к которому этот человек принадлежит, общества, его породившего.

Говорят: сколько людей, столько и судеб. Это верно. Верно также, что опускаются люди по разным причинам. Но только не от здоровой, содержательной жизни.

Бич «свободного» мира — безработица. И первый, кто принимает его удары, — молодежь. Они — вчерашние школьники, студенты. Скажи в споре с местным оппонентом: безработица. И тут же услышишь ответ: «Да. Безработица. Но наши безработные получают пособие более высокое, чем во многих странах заработная плата высокооплачиваемых…»

Это не совсем так. Но пусть будет так. Но разве хлебом единым? Но разве выстаивание в очереди, но разве обивание порогов, разве унижающее достоинство ожидание и есть лучшее использование молодой энергии, лучших, счастливых лет, так скупо отмеренных человеку природой. Пособие по безработице, кто расскажет, какие рубцы оставляешь ты на душе, какие болячки. Я этого сделать не могу. Я безработным не был.

Все эти набившие оскомину факты давно известны, и не хотелось бы их повторять. Но от них никуда не денешься. Они на каждом шагу. Они — действительность, они почва, которая и питает мировоззрение, психику, мораль. Мораль. Вот ее образчик. Разговор на улице:

— Ты хочешь со мной спать?

— Девочка, да сколько же тебе годков…

Оказывается — девять. Это не фантазия. Это «из газет». Много чего интересного можно вычитать в здешних газетах, специализирующихся на «житейских проблемах», выходящих миллионными тиражами. Здесь и объявления: «Восемнадцатилетняя ищет пикантного знакомства», и «последние известия» гамбургского Ренербана, и сводка изнасилований, ограблений, убийств, самоубийств, тут и «семидесятидвухлетний (15 000 марок) ищет знакомства на предмет женитьбы. Старше двадцати лет могут не беспокоиться…», тут и «Печальный рекорд — девятилетняя мама!»… Чего только тут нет. И самое страшное, что это не ложь!

Я мог бы взять дюжину-другую номеров бульварной газетки и за час скомпоновать не то что главу — целую книгу под каким-нибудь хлестким названием. Но разве этим интересен народ Федеративной Республики Германии?

Два слова о быте.

Полтора года я прожил в Кёльне. Остальное время в небольшом городке Рефрате, удаленном от Кёльна на пятнадцать километров. Кёльнская квартира ничем особым не примечательна, а о рефратской стоит сказать.

Наш дом стоял на опушке довольно крупного лесного массива, населенного косулями, лисами и даже, говорят, кабанами. В осеннюю пору в нем за два-три часа можно было набрать корзину грибов, и не каких-нибудь, а белых. Достигалось это «изобилие» очень просто — люди гуляли по дорожкам. По чащобе никто не ходил. Вот и все. Два подвала дома были отведены под гаражи, там же располагались комната со стиральными машинами и большой бассейн для плавания с раздевалками, душевыми и финской баней. За пользование всеми этими благами взималась дополнительная плата. И не малая — двести марок в месяц. Надо ли удивляться тому, что многие квартиры в местных городах пустуют?

Мы, разумеется, были знакомы со многими из наших соседей. Однако в гости никогда не приглашались. И, думаю, не потому, что мы иностранцы. Просто это мероприятие здесь не особенно популярно.

Происходит что-то вроде самоизоляции. Общение сводится к необходимому минимуму. Люди, живущие годами на одной лестничной клетке, зачастую попросту незнакомы друг с другом. Вспоминается незначительный, но очень характерный эпизод.

Однажды, возвращаясь поздним вечером домой, я увидел сидящую на ступеньках у дверей нашей квартиры женщину. Рядом с ней в такой же позе, подперев подбородок руками, сидела девочка лет четырех-пяти. Одного взгляда на них было достаточно, чтобы понять суть случившегося. Довольно банальная вещь — захлопнулась дверь. Оказалось, что это наша соседка.

— Чего Вы сидите на лестнице? Позвонили бы моей жене или другим соседям.

Она взглянула на меня непонимающе. Ей эта мысль — обратиться за помощью к незнакомым людям — просто не пришла в голову.

Основное времяпрепровождение. В молодости немного спорта, если, конечно, человек не готовится в профессионалы. В зрелом возрасте — телевизор, копание на собственном клочке земли, если он есть. В старости — телевизор плюс пешеходные прогулки. Остальное время — работа, экономия. Экономия и работа.

Обстоятельства, правда весьма печальные (болезнь и больница), позволили мне довольно близко познакомиться с «внутренним миром» местных граждан и уяснить себе некоторые его особенности. В частности, задевающее меня равнодушие к иностранной, в том числе и русской, литературе.