Фрейлина - [33]

— Теперь она заснула и спит хорошо, — прошептала сиделка.

Гвинет быстро отошла от кровати. Она подумала, что сейчас похожа на привидение, вмешавшееся в дела людей: на ней только белая ночная рубашка, ноги босые, волосы растрепаны. Ей было трудно говорить, хотя слова сиделки и нарушили неловкое молчание в комнате.

— Извините меня. Я услышала, как она страдает, но не увидела… никого рядом с ней, — прошептала она.

Рован продолжал пристально глядеть на нее и по-прежнему сурово молчал.

— Мы пришли сразу после того, как вы вошли сюда, но не стали вмешиваться, — сказал Тристан.

Когда заговорил Рован, ее поразило, что его голос звучал жестко, хотя слова были добрые.

— Похоже, вы успокаиваете ее, когда другим это не удается. Идите в постель: вы, должно быть, устали. Теперь с ней будем мы.

Когда она поспешно выходила из комнаты, то заметила краем глаза слабую улыбку Тристана. Улыбка относилась к ней, и поэтому она испугалась, увидев, что он идет вслед за ней по коридору.

— Миледи?

Она остановилась перед своей дверью и повернулась к нему.

— Я не хотела вмешиваться, — твердо сказала она.

— Я… — Он явно растерялся. Потом поднял руки, пытаясь найти подходящие слова. — Пожалуйста, не держите обиду на милорда Рована. Вы должны знать… она теперь не узнаёт его. И когда он видит это… его сердце разрывается.

— Я понимаю.

— Вы очень добры, миледи. Лорд уснул, а сиделка как раз вышла подышать свежим воздухом. Боюсь, что я тоже проспал первые крики леди Кэтрин.

Она кивнула и подумала: «Рован ненавидит меня. Раньше я его забавляла, теперь вызываю у него чувство ненависти. Он не хочет, чтобы кто-нибудь видел его страдающим от боли или слабым, и теперь ненавидит меня за то, что я видела и его боль, и его слабость».

— Вы сумели успокоить ее. Спасибо, — поблагодарил Тристан и поклонился ей, завершая разговор.

— Спокойной ночи, — пожелала Гвинет.

— Спокойной ночи и хорошего сна, миледи.

Рован проклинал себя. Сколько раз он скакал на коне в бой, сколько раз ночевал на голой земле — и всегда был настороже, слышал в ночи даже самый слабый звук. Он научил себя быть бдительным: в этой стране врагами могли быть не только англичане. Когда не с кем было драться, его земляки воевали между собой, поэтому он научился никогда не ослаблять внимания ночью.

Но Кэтрин закричала, а он ее не услышал. Он не проснулся. Вместо него к ней подошла Гвинет. И его жена, которая не узнавала ни его самого, ни его голос, отозвалась на ласковое утешающее прикосновение чужого человека, на незнакомый голос.

Он всю ночь просидел рядом с Кэтрин. Та больше не кричала, даже ее дыхание было едва заметно. В своей просторной кровати она казалась крошечным ангелом.

Рован подумал, что обязан чувствовать величайшую благодарность своей гостье. Но что-то в его душе восставало против этого. Его несчастье — только его боль. Мир знал Кэтрин очень красивой, остроумной, очаровательной и доброй женщиной. Никто не должен видеть ее такой.

Когда прокукарекал петух, он встал со своего места у постели жены, а та продолжала спать. Рован чувствовал, что невероятно устал. Ему нужно было отдохнуть, но не хотелось уходить от Кэтрин.

Почему он привез сюда ее? Из-за приказа королевы, хмуро напомнил он себе.

Гвинет должна была бы вести себя как нормальная гостья — ходить по двору, отдыхать в уютных комнатах замка и ездить верхом по окрестностям, чтобы увидеть красоту этого края. Ей не стоило вмешиваться в его личную жизнь.

Он знал, что должен быть признателен ей за услугу, оказанную Кэтрин, но его злило, что Гвинет находится здесь. Может быть, причина злобы была в том, что Гвинет была слишком похожа на прежнюю Кэтрин — сильную и красивую, решительную… и сострадающую.

Он прогнал эту мысль от себя.

Она — фрейлина королевы и слишком долго жила во Франции. Ей нужно заново привыкнуть к своей стране и понять, что она — не страж закона и не может спорить с новой верой Шотландии.

Его жена умирает. Он может злиться на небеса, но не может ничего изменить.

Он вздрогнул от испуга, когда Кэтрин вдруг заговорила. Ее голос был таким тихим и слабым, что он должен был быстро вернуться к ее постели и наклонить голову к ее губам, чтобы расслышать слова.

— Ангел… — прошептала Кэтрин.

Он не мог понять, о ком она говорит.

— Я здесь, любимая. Что тебе надо?

Ее глаза — огромные и голубые, как два озера, — занимали почти все лицо. Она пристально посмотрела на него, наморщила лоб и повторила:

— Ангел.

— Любимая, все в порядке. Ты не одна, я здесь.

— Она была здесь… — Ее слова снова звучали так тихо, что он едва расслышал их.

— Кэтрин, это я, Рован, твой муж, который любит тебя.

Она как будто не слышала его или слышала, но его слова ничего для нее не значили.

— Мне нужна она, — произнесла Кэтрин, и ее лицо сморщилось, выражая беспокойство.

— Кэтрин, пожалуйста, пойми: это я, Рован, — тихо сказал он почти с отчаянием.

Больная как будто не слышала его.

— Она поет песню — ласковую, красивую песню, которая прогоняет демонов, — прошептала Кэтрин.

Услышав это, он какое-то время сидел неподвижно, почти не дыша, а его сердце разрывалось на части. Она хотела видеть Гвинет.

— Я приведу тебе твоего ангела.