Фрейд и Льюис. Дебаты о Боге - [8]

.

Этот комплекс чувств Фрейд находил и у самого себя, занимаясь самоанализом. В письме к Флиссу он признается: «Я и в своем случае обнаружил, что влюблен в мать и ревную к отцу, и сегодня полагаю, что это универсальное событие раннего детства. А если это так, то можно понять всепоглощающую власть “Царя Эдипа”, несмотря на все возражения, какими разум отвергает идею предопределенности судьбы»[40]. (Если бы основанием теории эдипова комплекса был только самоанализ Фрейда, можно было бы ставить под вопрос «универсальность» этого события. Семью Фрейда с пожилым отцом, привлекательной юной матерью и сводными братьями, ровесниками матери, вряд ли можно назвать типичной.)

Фрейд понимал, что при первом знакомстве с его теорией люди найдут ее нелепой: «Это открытие вызывало самое решительное несогласие». Тем не менее, говорил он, если эта теория содержит истину – хотя бы и крайне неприятную, – мы должны ее принять. «По моему стойкому убеждению, это не повод от нее отказываться или отворачиваться. Нашему Я надо смириться с фактом, который греческий миф признал в виде неотвратимой судьбы»[41].

Фрейд считал эту идею столь важной, ибо полагал: если не найти разрешения этим универсальным детским чувствам, они станут важнейшим фактором развития эмоциональных расстройств. «Стало еще очевидней, – писал Фрейд в 1924 году в “Кратком очерке по психоанализу”, – что сложные эмоциональные реакции детей на родителей, называемые эдиповым комплексом… были ядром каждого невроза»[42]. Эти чувства маленьких детей к родителям для Фрейда были главным аргументом против веры в бытие Разума за пределами вселенной. Фрейд утверждал, что амбивалентное отношение к родительской власти – и особенно позитивная часть этих амбивалентных чувств – это основа нашей глубинной жажды Бога.

Сегодня психоаналитики все еще спорят об эдиповом комплексе. Но даже те, кто ставит под вопрос его универсальность, обычно соглашаются с тем, что отношения с родителями в раннем детстве сильно влияют на дальнейшее психическое здоровье. И, быть может, эти ранние отношения в семье порождают в нас склонность верить в Бога или отрицать Его бытие.

Становление Льюиса

29 ноября 1898 года, на окраине ирландского Белфаста, в семье Альберта Джеймса Льюиса и Флоренс Льюис, урожденной Гамильтон, родился мальчик – Клайв Стейплз. Вряд ли родители могли предвидеть, что их сын станет блестящим ученым и знаменитым автором, чьи книги будут читать миллионы и кому, среди прочих наград, предложат почетное звание кавалера Ордена Британской империи (от которого Льюис откажется).

В автобиографии «Настигнут радостью» Льюис кратко описывает семью. Да, он родился в Ирландии, но его отец был родом из Уэльса, а мать из Шотландии. Семьи родителей «по темпераменту были столь же разными, как и по происхождению». Родные отца «были настоящими валлийцами, сентиментальными, страстными, склонными к высокопарности; они легко становились и злыми, и нежными; они если смеялись, то до колик, если плакали, то навзрыд, и не слишком-то умели быть счастливыми». Семья матери «была куда хладнокровнее. Ироничные критики, они отлично понимали, как жить в довольстве». По мнению Льюиса, «радостная и спокойная любовь матери» и «взлеты и падения» эмоциональной жизни отца «породили в нем некую неприязнь или недоверие к чувствам как к чему-то неуютному, смущающему и даже опасному».

Прежде чем выйти замуж за Альберта, отца Льюиса, Флоренс Гамильтон училась в Куинз-колледже в Белфасте и там опережала многих в логике и математике. Альберт Льюис получал образование в английском пансионе, где директором был Уильям Кёркпатрик, очень строгий человек, но прекрасный распорядитель, позже обучавший юного Льюиса. Потом Альберт выучился на солиситора, юриста низшей инстанции в британской судебной системе, открыл частную контору в Белфасте и занимался этим всю жизнь. 29 августа 1894 года он женился на Флоренс.

Дедушка Льюиса служил викарием в местной церкви, которую посещала вся семья. Дед проповедовал крайне горячо и порой рыдал на кафедре. Льюис вспоминал: когда он был еще очень мал, ему и его брату Уоррену церковные службы казались неприятными и вызывали смущение, такое сильное, что дети едва держались, чтобы не расхохотаться. Эта ранняя встреча с формальной религией сыграла немаловажную роль в религиозном становлении Льюиса: позже он отказался от «веры детства», стал считать духовное мировоззрение «глупым» и обратился к альтернативе материализма.

Когда Льюису было четыре года, мальчик заявил родителям, что его зовут Джекси; новое имя, сократившись до «Джек», стало прозвищем, и так его называли все близкие.

В автобиографии Льюис вспоминал о некоторых событиях детства, которые, как он понимал, имели духовный смысл. Одно произошло, когда ему было шесть. В книге «Настигнут радостью» он писал: «Однажды в те давние дни брат принес в детскую крышку от жестянки из-под печенья, которую покрыл мхом и разукрасил веточками и цветами так, что получился то ли сад, то ли игрушечный лес. Это была моя первая в жизни встреча с красотой… Всю жизнь мой образ рая хранит что-то от игрушечного садика брата». Льюис считал, что это воспоминание, а также «зеленые холмы», видневшиеся из окна детской, научили его «жажде»