Фрэнки, Персик и я - [14]

«Тупое море, тупое небо, тупые домики на колесах», — ворчала я себе под нос, переводя взгляд с уродливого беспорядка металлических коробок, громоздившихся на мысу, на столь же безобразные изображения, которые я небрежно набросала на бумаге. Единственное, что нравилось мне в моем рисунке, была чайка, сидевшая на перилах набережной и наблюдавшая за каждым неохотным движением моего карандаша и, возможно, надеявшаяся, что у меня найдется половинка пирожка или печенья. Я нарисовала эту птицу с большим кривым клювом, скошенными глазами и перепончатыми лапами, такими же большими, как клоунские башмаки. Но почему-то моя веселая карикатурная чайка совсем не подходила к атмосфере пейзажа, которую я старалась уловить.

Мне захотелось взять из коробки самый темный красный меловой карандаш и резкими движениями начертить вверху рисунка бешеный водоворот уродливых загогулин. В то утро я была в плохом настроении, и все выводило меня из себя. О'кей, я в первый раз нормально спала ночью с тех пор, как приехала сюда. Храпение кошки, которую я боялась прогнать с кровати, звучало умиротворяюще, оно отдаленно напоминало шум машин, которые с утра до ночи проносились по мостовой в Кентиш-Таун. Но в 7. 30 утра я была разбужена металлическим скрежетом мусорного контейнера, доставленного на нашу подъездную аллею. Кошка, кстати, к тому времени уже исчезла из поля зрения - наверное, отправилась туда, откуда пришла, предположила я. Но буклет парка развлечений, независимо от того, откуда он появился, все еще оставался на месте.

Так вот, сначала раздался скрежет, а через две секунды появилась пара крайне возбужденных маленьких мальчишек, которые начали скакать по моей кровати (на которой я все еще лежала) и вопить: «Мусолка, мусолка, мусолка!» — так, что уши заложило. Папа тоже пришел в крайнее возбуждение от приезда мусорного контейнера (но он, по крайней мере, не выражал его с помощью прыжков по моей кровати). Однако он так перевозбудился, что решил устроить себе на один день отдых от сражения с компьютером, что для меня означало только одно: я опять не смогу прочесть свою электронную почту.

— Послушай, сегодня понедельник, значит, работает библиотека. Почему бы тебе не пойти туда. Может, там есть компьютеры, на которых ты сможешь проверить свою почту? Или спустись в город и поищи там интернет-кафе, — предложила мама, увидев за завтраком мою мрачную физиономию. — Ты можешь взять с собой блокнот и делать там зарисовки. Сегодня такой прекрасный день!

Я подозревала, что Портбор был настолько отсталым местом, где вообще не слыхали о таком явлении, как Интернет (может быть, именно поэтому папа до сих пор не мог наладить компьютер). К тому же у меня не было никакого настроения вытаскивать мои меловые карандаши. Однако, встав перед выбором: смотреть, как папа бросает вещи в мусорку, помогать маме распаковывать кастрюли или работать бесплатным смотрителем зоопарка для мапетов, — я сообразила, что лучше прислушаться к маминому совету и исчезнуть.

Поэтому я решила не затруднять себя поиском несуществующих компьютеров, а стала обдумывать новый способ времяпрепровождения — сделать из своих дрянных рисунков бумажный кораблик и пустить его в море...

— О, это просто замечательно, дорогая! Кто-то приземлился рядом со мной на скамейку.

Я почувствовала сладкий запах ирисок и, обернувшись, увидела очень пожилую леди, которая, усевшись рядом, стала с интересом изучать мой рисунок. Несмотря на палящее солнце, на ней был зеленый дождевик, на голове сидела кокетливая розовая шляпка.

— Ничего особенного, — сказала я, пожав плечами.

— О нет, очень здорово, дорогая. Угостить тебя конфеткой?

Она расстегнула молнию своей кремовой кожаной сумки и вынула оттуда шуршащий пакет с конфетами. Я не знала, что делать. В Лондоне вы не испытываете желания разговаривать с незнакомыми людьми и, конечно, не станете брать у них «Меллер» или «Ментос». Но эта леди не была похожа на похитительницу детей. Ей было, наверное, лет сто, и, если бы она попыталась сделать что-нибудь подозрительное, я успела бы надвинуть ей на нос ее розовую шляпку и сбежать.

— Ммм, спасибо, — сказала я, нерешительно беря конфету.

— Этот рисунок подошел бы даже для витрины художественной галереи на набережной. Ты знаешь об этом? — продолжала она, разворачивая фантик.

— Да нет, что вы! — пробормотала я, неловко переворачивая страничку с рисунком и глядя на чистый белый лист (уф, так-то лучше).

Пакет с конфетами отправился обратно в маленькую сумочку, из которой она вынула воздушное пирожное с вишенкой на верхушке в гофрированной бумажной розетке. Она подула на него, и легкий бриз унес пылинки сахарной пудры.

— Она их обожает, — кивнула пожилая леди в сторону чайки, которая приземлилась у ее ног, нетерпеливо ожидая угощения. — Ты приехала сюда на каникулы?

— Нет, мы переехали насовсем. В «Коттедж наперстянки», Лесной переулок.

Боже, как я ненавидела свой новый адрес! Он звучал так претенциозно! (И вообще, как, черт возьми, выглядит эта самая наперстянка? И какой лес, если там одни дома?) По правде сказать, я ненавидела мой новый адрес так сильно, что до сих пор не сообщила его Нейше — она бредила крутым хип-хопом, и я опасалась, что она рассмеется мне в лицо, потому что иметь такой адрес примерно то же самое, что жить по соседству с телепузиками.