Фредерик Рюйш и его дети - [44]

Хитрые потомки уродов, постепенно захватывая власть в столице, потянулись и в Москву, в другие города России… У последующих поколений уродства на внешности вылезали не всегда – иногда картавинка легкая в речи, или рука вдруг сохнуть начинала… Но чаще это выражалось в невидимом, внутреннем их состоянии, в какой-то патологической жестокости; с виду человек как бы обыденный, ничем не отличимый от нормального, но все же что-то у него внутри искажено. Потому если душегубство и совершит, то не будет маяться да страдать душевно, как всякий нормальный человек, а вместо этого пойдет и еще кого-нибудь убьет. Оттого что не человек он – монстр.

Первое время в документах монстров ставили штамп желтого цвета, обозначавший, что носитель сего монстр или порожден монстрами, что не давало возможности занимать посты на государевой службе. Но потом, при Елизавете Петровне, штампы отменили, и монстры растворились в народной толпе. Но это было не так уж и важно. Человеку из простого звания попасть на государеву службу, а особенно проникнуть в круги дворянские, а еще пуще того в аристократические круги было непросто, тем более потомку монстра. Но совсем другое дело стало, когда к власти пришли большевики. Да и большевики ли пришли к власти или все те же монстры – доподлинно неизвестно. Тогда документы стали менять, и Иванами, не помнящими родства, стали, почитай, все жители страны. Тут монстрам жизнь сделалась сладкая. Заняли они посты высокие да самые высокие. И по сей день правят. Оттого и народ страны, нефтью, лесами да недрами богатой, в нищете прозябает и прозябать будет – оттого что монстры правят. Сколько же их, потомков уродов, в Смольном, в Кремле и Государственной Думе, не возьмется пересчитать никто. И уж точно никто не догадается поставить им в паспорте желтый штамп.

Не знал всего этого Фома-истопник, не ведал, как высоко потомки его взлетят. Жил-поживал на казенных харчах и радовался счастью своему уродскому. Единственный, кто омрачал жизнь Фомы, – это доктор Блюментрост, управлявший Кунсткамерой. Уже после смерти Петра Великого взял он на себя полноту власти в Кунсткамере и установил нечеловеческие правила распорядка. Сильно обижал он Фому, мыться заставлял, ногти на клешнях стриг, волосы обрезал… и решил Фома ему за издевательства эти отомстить. Долго приглядывл за ним Фома, по кабинетам Кунсткамеры хвостом ходил и однажды подглядел, как доктор Блюментрост прячет в железный шкаф тетрадь какую-то. Сразу смекнул Фома, что тетрадь эта для него ценность великую представляет.

Ночью, проникнув в кабинет Блюментроста, Фома выкрал тетрадь. Грамоте Фома был не обучен, поэтому спрятал тетрадь за котел. Ну и переполох поднялся из-за этой тетради! Многих знатных вельмож в тайную канцелярию отправили и пытке немилосердной на дыбе подвергли. И если бы поймали Фому, уж его казнили бы лютой казнью. Но Бог Фому миловал. Кто на него подумает? А враг его Блюментрост вскоре от расстройства занемог да и умер. А счастливая звезда Фомы еще долго светила на петербургском небосводе до самой смерти в преклонных годах. Тетрадку же хитрый уродец не выбросил, а обернул да запрятал подальше за котел, а потом, перед смертью уже, передал своим детям многочисленным. Да и они читать не умели, а пронесли тетрадь до других своих потомков. Те в грамоте разумели, но в тетрадке ничего не поняли, а передали другим своим потомкам – монстрам грамотным. А уж они все вдруг и поняли.

Глава 20. Ну, влип!

Последние слова:

– Королевушка моя, моя царица, звезда моя, сиявшая мне всегда в моей земной жизни!

Ты любила мои вещи, я писал их для тебя… я люблю тебя, я обожаю тебя!

Любовь моя, моя жена, жизнь моя!

Михаил Булгаков

Телефонный звонок отвлек меня от романа, я поднес трубку к уху.

– Здравия желаю! – звонил Николай Николаевич. – Ну взяли мы этих голубчиков.

– А у меня тут по этому делу такие документы для тебя имеются! Ты ахнешь.

– По какому делу?

– По делу похищения Татьяны Владимировны. Тут такие документы!..

Николай Николаевич помолчал.

– Ну короче, приходи. Поговорим серьезно.

Я отключил трубку и, взяв под мышку папку, торопливо вышел из кабинета… и вздрогнул, чуть не столкнувшись с Мариной.

– А я вот вас пригласить на обед… – начала она смущенно.

– Не до обеда сейчас, – сказал я, мимо нее направляясь в прихожую.

Марина шла за мной.

– Сейчас к Николаю Николаевичу. Взяли этих субчиков.

– Каких? – спросила Марина из-за моей спины.

– Ну, этих, которые твою маму похитили. В отделении сидят, – я надел ботинки. – Передам сейчас эту папочку Николаю Николаевичу.

– Я так поняла, что мама хотела, чтобы она у вас полежала до ее возвращения.

– Согласен, но пусть специалист посмотрит, что тут к чему, может быть, мы эту папку на твою маму обменяем… Кстати, – вдруг вспомнил я, – я видел тебя сегодня со Шнуром, до того как его арестовали. Что ты ему за деньги передавала?

Марина испуганно смотрела на меня.

– Да так… Это он… – начала она что-то невразумительное.

– Ты что, маму хотела выкупить? – улыбнулся я.

Она кивнула молча.

– Зря это, маленький человек, ты бы хоть со мной посоветовалась, я бы тебе объяснил. Ладно, скоро приду.