Фредерик Рюйш и его дети - [13]

– Нет, не обидные, просто другие слова… – девушка смотрела на меня недоуменно.

– Ну, это было давно… я даже уже не помню, из-за каких именно слов… Хотя из-за «чушни»… Точно, вспомнил – из-за «чушни».

– Вам не понравилось это слово? – изумилась девушка.

– Не в этом дело. Попробую объяснить, – я положил трубку на стол. – Сначала она начала задерживаться на работе. Ну, это обычное дело, всякое случается. Поверь моему опыту, если женщина захочет обмануть мужчину, она сделает это без особенного труда, у женщины для этого существует множество способов. Ты еще молодая, но ты тоже постигнешь эти ухищрения. – Марина как-то двусмысленно пожала плечами. – Я, конечно, ни о чем не догадывался до того момента, пока в ее лексиконе не стали появляться новые слова. И тут я понял: у нее кто-то появился. Видишь ли, Мариночка, все люди живут в закрытом мире. Только кажется, что мир вокруг них велик: радио, телевидение, газеты, анекдоты… Вся эта информация проходит сквозь человека, он не запоминает ее – пропускает мимо ушей. Но слова – это тонкая материя. Каждый человек в обиходе употребляет ограниченное количество слов.

– И даже вы? – вскинула брови девушка.

– И даже я. У каждого человека есть ряд любимых слов, которые он употребляет чаще других, и это индивидуальность человеческой речи. Со временем их запас меняется, но новые слова приходят от людей, как правило, с которыми у тебя установилась духовная или физическая близость, или от людей, которые восхищают тебя, в которых ты влюблен… Понимаешь? – Марина молча кивнула, не отрывая от меня глаз. – Ну вот, у моей жены и появилась эта «чушня».

Я поднес трубку к уху и, услышав короткие гудки, отключил ее.

– Так, может быть, у нее на работе появился новый сотрудник?

– Нет, сотрудника не появилось, – сказал я. – Мне были известны все. У нее появился мужчина и его новые слова.

– Неужели из-за одного слова… расторгаются браки?

– Ну почему из-за одного. Их было несколько, но я их уже не помню. Это ведь было так давно. Интересно, я ведь не задумывался об этом никогда, а вот теперь, когда ты спросила, сразу и понял.

– А сейчас вы счастливы в браке?

– Да, вполне.

– А вот Вудхауз сказал, что брак не продлевает жизни любви, а только ее мумифицирует.

– Пелем Вудхауз – хороший писатель, но Свифт мне нравится больше, а он написал, что если на свете так мало счастливых браков, то только потому, что девушки уделяют больше внимания плетению капканов, чем строительству клеток. Понятно? – я тронул указательным пальцем кончик ее носа: – А вообще, истины в высказываниях великих людей найти невозможно: об одном и том же они могут говорить прямо противоположные вещи, они только соревнуются в остроумии.

– А в последних словах тоже остроумничают?

– Последних, ты имеешь в виду – последних в жизни?

– Ну да.

– Ну, здесь, я думаю, более серьезно относятся, хотя как можно серьезно относиться к тому, к чему не имеешь уже отношения. В предсмертном состоянии человек еще не имеет отношения к смерти, но уже не имеет и отношения к жизни. А почему тебя это интересует?

– Никому не скажете? – Марина придвинулась ко мне ближе, и глаза ее сделались загадочными и восторженными. – Я этого никому не говорю, это моя тайна. Только вам скажу.

– Век воли не видать, – заверил я ее.

Марину, как видно, удовлетворила моя клятва. Она бросилась к своему рюкзачку «Смерть попсе!» и достала из него толстую старую тетрадь, сильно потертую и помятую, засаленные уголки ее загибались. Марина положила перед собой тетрадь и, приблизив ко мне лицо, проговорила:

– Я собираю последние слова, – она сделала паузу, давая мне время для осознания, а потом продолжала: – Вот в этой тетрадке собрано около тысячи последних слов умирающих. Этим занимался еще мой дед. Он прочитал у Льва Толстого, что слова умирающего особенно значительны, и поставил эпиграфом к этой тетради. Когда-нибудь я соберу книгу и издам ее под названием «Последние слова». Представляете, как здорово!

– Да, интересная идея, – похвалил я. – А где ты их берешь?

– Ну, из книг разных. Но здесь не только последние слова великих, но и самых обычных людей. Они ведь тоже умирают.

– То, что умирают, я знаю. Ну и что говорят?

– Разное. По совести говоря, умного мало, – Марина раскрыла тетрадь и стала ее перелистывать, вглядываясь в корявые письмена. – Ну это не очень… Ну вот, например, Бетховен сказал: «Я снова буду слышать на небе», а последними словами американского актера Бинга Кросби были «Это была отличная партия в гольф, ребята». Почему в гольф, черт его знает. А вот, кстати, Людовик XIV сказал, умирая: «Почему вы плачете? Неужели вы думали, что я буду жить вечно?» Красиво, правда?

– Да, ничего, – сказал я, с интересом заглядывая в тетрадь. – А что еще?

– Но это последние слова великих людей, а здесь есть и простых. Вот, например, что мой дедушка записал за умирающим дядей Остапом: «Смотри, чтобы соседка Зинка табуретку вернула… сволочь такая».

Мы посмеялись.

– А вообще, великих изречений мало. Сам мой дед, который эту тетрадь писал, умирая, сказал… – Марина торопливо пролистнула несколько страниц, найдя нужную страницу: «Ох, ядрена вошь, тяжко! Ни хрена на ум не идет». Вы знаете, я даже хочу эти последние слова деда, начавшего собирать последние слова, сделать эпиграфом к книге. Как вы думаете?