Фрайди. Бездна - [22]

. Когда я впервые увидела беременную женщину, то подумала, что она чем-то страшно больна. Когда же мне объяснили, что с ней, у меня… тошнота подкатила к горлу. И теперь, когда я думала об этом здесь, в Крайстчерче, мне тоже было не по себе. Делать это, как кошки, с болью и кровью, господи, да зачем? И зачем вообще это делать? Мы заполонили весь этот глобус, не говоря уже о небесах, так зачем же делать его еще хуже?

Словом, я скрепя сердце решила отказаться от участия в браке – сказать, что бесплодна и не могу иметь детей. Это не совсем так, но… Почти правда.

Никто не задавал мне вопросов.

Во всяком случае, на эту тему. Следующие несколько дней я изо всех сил наслаждалась семейной жизнью, пока это было доступно: теплотой женской болтовни, когда мы мыли посуду после чая, шумной возней с собаками, кошками и детьми, добродушными сплетнями за работой в саду – все это обдавало меня теплыми волнами причастности.

Как-то утром Анита пригласила меня на прогулку по саду. Я поблагодарила ее и объяснила, что как раз сейчас мне нужно помочь Викки, но Анита настояла на своем, и через несколько минут мы с ней расположились в дальнем углу сада, а детей мягко отослали прочь.

– Марджори, дорогая, – начала Анита (в Крайстчерче я – Марджори Болдуин, поскольку именно под таким именем я познакомилась с Дугласом в Кито), – мы обе знаем, зачем Дуглас пригласил тебя сюда. Тебе хорошо с нами?

– Ужасно хорошо!

– Как ты думаешь, тебе нравится это настолько, что ты хотела бы остаться насовсем?

– Да, но… – У меня даже не было шанса сказать: «Да, но, к сожалению, я не могу рожать детей». Анита оборвала меня на полуслове.

– Пожалуй, будет лучше, – сказала она, – если сначала я объясню кое-что, дорогая. Мы должны обсудить твое приданое. Если предоставить это мужчинам, деньги вообще не будут упоминаться – Альберт и Брайан так же сходят по тебе с ума, как Дуглас, и я их прекрасно понимаю. Но вся наша группа – это не только брак, но и своего рода семейная деловая корпорация, и кто-то должен взять на себя бухгалтерию, потому-то я являюсь председателем совета директоров и главным менеджером. Дело в том, что эмоции никогда не застилают мне рассудок настолько, чтобы я забывала следить за делами. – Она улыбнулась, и ее вязальные спицы тихонько звякнули. – Спроси у Брайана, он иногда называет меня Дядюшкой Скруджем, но, между прочим, сам ни разу не предложил взять на себя эти заботы. Ты можешь оставаться у нас в гостях сколько пожелаешь. Какое значение может иметь один лишний рот за таким столом, как наш? Никакого. Но если ты хочешь присоединиться к нам официально, на договорной основе, я обязана стать Дядюшкой Скруджем и оговорить все условия контракта, потому что я не могу допустить разбазаривания нашего семейного состояния. Надеюсь, ты поймешь меня правильно… Итак, Брайану принадлежат три доли, Альберту и мне – по две. У Дугласа, Виктории и Лиспет – по одной. У всех право голоса соответствует их долям. Как видишь, из десяти голосов у меня есть лишь два, но… Вот уже несколько лет, когда я грожу им своей отставкой, они тут же голосуют за неограниченное доверие моим способностям. Когда-нибудь они меня прокатят на голосовании, и тогда я смогу со спокойной душой отойти от дел и стать «бабушкой-на-печи». – («Ну да, – подумала я, – и твои похороны состоятся вечером того же дня!») – Однако пока что я при деле. Каждый из детей обладает правом на одну долю, но без права голоса, потому что доля ребенка выплачивается ему наличными, когда тот покидает семью, – в качестве приданого или как начальный капитал или просто проматываются впустую, хотя я и надеюсь, что такого не случится. Такие потери капитала должны, разумеется, учитываться и быть тщательно спланированы – скажем, если три наши дочки выйдут замуж в течение одного и того же года, ситуация может стать довольно затруднительной, если не сказать катастрофической.

Я сказала ей, что все это звучит очень разумно и что наверняка на свете есть немного семей, где так заботились бы о будущем детей. (На самом деле я в этих делах совершенно не разбираюсь.)

– Да, мы стараемся, чтобы им было как можно лучше, – согласилась она. – В конце концов, в детях весь смысл семьи. Итак, ты сама понимаешь, что взрослый человек, желающий присоединиться к нашей семье, должен выкупить свою долю, иначе весь механизм перестает работать. Браки, конечно, совершаются на небесах, но счета должны быть оплачены здесь, на земле.

– Аминь! – кивнула я, поняв, что вопрос для меня исчерпан. И решение отрицательное. Я не могла, конечно, сейчас точно подсчитать состояние групповой семьи Дэвидсонов, но… Они были богаты – это ясно, хотя и обходились без слуг и жили в старом доме без всякой автоматики. Как бы то ни было, я не могла выкупить свою долю.

– Дуглас сказал, что он понятия не имеет, есть у тебя деньги или нет. Я имею в виду капиталовложения.

– У меня их нет.

Она и бровью не повела.

– Когда мне было столько же лет, сколько тебе, у меня их тоже не было. Но ты ведь работаешь? Не могла бы ты работать в Крайстчерче и выплачивать деньги за свою долю из своего жалованья? Я понимаю, найти работу в чужом городе не так-то просто, но… У меня есть кое-какие связи. Скажи, чем ты занимаешься? Ты никогда об этом не рассказывала.