Франсуа-Подкидыш - [10]
Богу было угодно, чтобы Мадлена Бланшэ как раз проходила в это время. Она ничего не знала об отъезде Забеллы и ребенка. Она возвращалась из Пресла от одной зажиточной женщины, куда относила шерсть, которую ей заказали выпрясть особенно тонко, так как она была лучшею прядильщицей во всей округе. Она получила там деньги и возвращалась домой с десятью экю в кармане. Только что собиралась она перейти речку по маленькому дощатому мостику, каких очень много в этих местах, как услыхала раздирающие душу крики и внезапно узнала голос бедного подкидыша. Она побежала в ту сторону и увидела ребенка, всего окровавленного, бьющегося в руках Забеллы. Сначала она ничего не поняла; глядя на них, можно было подумать, что Забелла его чем-то ударила, чтобы от него избавиться. Она подумала именно так потому что Франсуа, заметив ее, подбежал к ней, обвился вокруг ее ног, как маленькая змейка, и вцепился в ее юбки с криком:
— Мадам Бланшэ, мадам Бланшэ, спасите меня!
Забелла была большая и крепкая женщина. Мадлена маленькая и тоненькая, как камышевая тростинка. Однако она не испугалась и, думая про себя, что женщина эта внезапно помешалась и хочет его убить, встала перед ребенком с твердым решением защищать его или даже пожертвовать собою, пока он не убежит.
Но не нужно было много слов, чтобы все объяснилось. Забелла, гораздо более расстроенная, чем рассерженная, рассказала все, как было. И Франсуа, наконец, понял несчастное свое положение; на этот раз он извлек из всего им услышанного гораздо больше пользы, чем это можно было предполагать. Когда Забелла закончила свой рассказ, он начал цепляться за ноги и юбки мельничихи, говоря:
— Не отсылайте меня, не давайте меня отослать.
И он переходил от плакавшей Забо к мельничихе, плакавшей еще сильнее, просил их и говорил им слова, которые выходили как бы не из его уст, так как в первый раз он находил возможность выражать именно то, что ему хотелось:
— О, мама, моя миленькая мамочка! — говорил он Забелле, — зачем ты хочешь меня покинуть? Разве ты хочешь, чтобы я умер от горя, не видя больше тебя? Что сделал я такого, что ты меня разлюбила? Разве я не слушался всех твоих приказаний? Разве я сделал что-нибудь плохое? Я всегда хорошо ходил за нашей скотиной, и ты сама мне это говорила, ты целовала меня каждый вечер, ты говорила мне, что я твое дитя, ты никогда мне не говорила, что ты — не моя мать! Мама, оставь меня, оставь у себя, я молю тебя об этом, как молят бога! Я всегда буду заботиться о тебе; я всегда буду работать на тебя; если ты не будешь довольна мной, ты побьешь меня, и я ничего не скажу; но подожди меня отсылать, пока я не сделаю чего-нибудь плохого.
И он подходил к Мадлене и говорил ей:
— О, госпожа! Сжальтесь надо мной. Скажите моей матери, чтобы она оставила меня у себя. Я никогда больше не приду к вам, раз этого не хотят, и когда вам захочется мне дать что-нибудь, я буду знать, что я не должен брать. Я пойду говорить с господином Кадэ Бланшэ, я скажу, чтобы он меня побил и не ругал вас из-за меня. А когда вы пойдете в поле, я всегда буду ходить с вами, я буду носить вашего маленького и буду забавлять его весь день. Я буду делать все, что вы мне скажете, а если я сделаю что плохое, вы меня не будете больше любить. Но не позволяйте меня отсылать, я не хочу уходить, лучше я брошусь в реку.
И бедный Франсуа смотрел на реку и так близко подходил к ней, что было ясно — жизнь его держалась только на волоске, и достаточно было слова отказа, чтобы он утопился. Мадлена говорила в защиту ребенка, а Забелла умирала от желанья ее послушаться; но она была близко от мельницы, а это было не то, что вдали — на дороге.
— Ну, что же, гадкий ребенок, — говорила она, — я оставлю тебя у себя; но из-за тебя я буду завтра просить на дороге. Ты чересчур глуп и не понимаешь, что по твоей вине я буду к этому вынуждена. Вот ради чего я связала себя чужим ребенком, не окупающим даже хлеба, который он съедает!
— Однако довольно уже, Забелла, — сказала мельничиха и подняла подкидыша с земли, чтобы унести его с собою, хотя он и был уже очень тяжел. — Вот вам десять экю, чтобы заплатить вашу аренду или переехать в другое место, если отсюда вас будут выгонять. Деньги эти мои, я сама их заработала, я знаю, что их с меня спросят, но мне это безразлично. Пусть меня убьют, если хотят, я покупаю этого ребенка, теперь он мой, он больше уже не ваш. Вы не заслуживаете того, чтобы оставлять у себя дитя с таким прекрасным сердцем и который вас так любил. Теперь я буду его матерью, и его должны будут терпеть. Можно все перенести из-за своих детей. Я бы дала себя разрезать на куски из-за моего Жани. Ну, что же, я буду все переносить и для этого. Идем, мой бедный Франсуа. Слышишь, ты больше уже не подкидыш! У тебя есть мать, и ты можешь ее любить, сколько хочешь; она тебе ответит тем же, и от всего сердца.
Мадлена говорила эти слова, сама не очень отдавая себе в них отчет. Она, всегда такая спокойная, сейчас была вся как в огне. Ее доброе сердце восстало, и она, действительно, очень рассердилась на Забеллу. Франсуа закинул обе руки вокруг шеи мельничихи и сжал ее так крепко, что она потеряла дыхание, в то же время он замочил своей кровью ее чепец и платок, так как у него было несколько ран на голове.
