Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [84]
Беззаботность Мак-Магона резко контрастировала с четкой и ответственной оценкой ситуации Мольтке. Открывавшиеся перед ним потрясающие возможности стали ясны, когда 27 августа с занятием Стене немцы фактически отрезали французам путь на восток. С этого момента важность бельгийской границы стала выглядеть угрожающе. Вечером 30 августа Бисмарк предупредил бельгийское правительство, что, если французская армия не разоружится на момент пересечения франко-бельгийской границы, прусские силы оставляют за собой право продолжить их преследование, и Мольтке издал соответствующие приказы, не позволявшие французам перейти этот барьер. Маасская армия должна была наступать до выхода на правый берег реки и упереться своим правым флангом в бельгийскую границу, 3-й армии предстояло двинуться широким фронтом на север к реке и окружить французов силами своего левого крыла. «Если враг войдет в Бельгию и немедленно не разоружится, – продолжал приказ, – необходимо немедленно организовать его преследование и там» – предписание, к которому кронпринц Пруссии благоразумно приписал: «Или же всячески избегать нарушения бельгийской границы».
Двое из командующих армиями восприняли приказы с энтузиазмом. 31 августа саксонцы без боя продвинулись за Маас до реки Шьер, а гвардия, подошедшая с правой стороны от них, установила линию постов до самой границы в Ла-Гран-О. Кронпринц широким фронтом продвигал свои силы, пока они не появились на Мёзе (Маасе) и не подвергли обстрелу железнодорожную линию от Ремийи до Седана и даже до Доншери, где авангард 11-го корпуса вышел к неповрежденному мосту через Маас и перешел реку, намереваясь повредить железнодорожную линию. В Базейле (Базее) баварцы также обнаружили неповрежденный мост, но увидели, как французы готовят его к подрыву. Фон дер Танн немедленно атаковал их. Батальон ворвался на мост, отогнал французов, сбросил бочки с порохом в реку и хоть с трудом, но все же сумел удержать точку опоры в Базейле от контратак морских пехотинцев Лебрюна, пока их во второй половине дня не вынудили отойти за реку. В результате артобстрела загорелись дома в селении, и всю ночь столб багрового от огня дыма устремлялся к небу. Мак-Магон, узнав об этом, приказал немедленно взорвать мост, но вследствие еще одной трагической и типичной нестыковки мост подорван не был. Впрочем, это уже не имело значения, потому что с наступлением сумерек саперы-баварцы – по-видимому, не убоявшиеся обстрела французской артиллерии – все же навели два понтонных моста через реку.
Мольтке, прибыв вместе с королем в расположение 3-й армии, довольно потирал руки, изучая карты. «Теперь, – сказал он, – они у нас в мышеловке», а позже, уже вечером, приказал Блюменталю захлопнуть мышеловку, выдвинув 11-й корпус, невзирая на усталость личного состава, за реку для блокирования отхода французов на запад и для запланированной на раннее утро атаки. Большего и не требовалось. Французские генералы, наблюдая за кострами боевого охранения немцев, начинали понимать, что их ждет, и Дюкро, изучив карты, подвел итог единственной бессмертной фразой: «Мы сидим на ночном горшке и скоро окажемся в дерьме». Ни о каком сне и речи не шло, – завернувшись в плащ, он уселся у бивачного костра в одном из своих полков зуавов и стоически стал ждать наступления утра.
И снова в ранние утренние часы 1 сентября из-за поспешности нижестоящих разыгралось сражение. Вероятным представляется, что Мольтке предпочел бы выждать, пока оба немецких крыла не сошлись бы теснее вокруг французов, и вот тогда можно было бы атаковать, поскольку фон дер Танну было приказано держать 1-й Баварский корпус на позициях около Ремийи и вступить в бой лишь при приближении Маасской армии с востока. Но, как утверждают те, кто склонен считать действия баварского генерала оправданными, некий устный приказ предписывал ему напасть раньше, если он сочтет возможным, и, опасаясь, что французы сбегут под покровом темноты, он атаковал в 4 часа утра, выдвигая солдат через Маас к Базейлю. Еще не рассвело, и холодный туман расстилался по всей долине Мааса. Французские пикеты покинули берег реки, и устремившиеся через железнодорожную линию[36] и понтонные мосты баварцы успели незамеченными достаточно далеко проникнуть в деревню. Бой завязался еще до наступления рассвета. Базейль был умело забаррикадирован, и его защитники, морские пехотинцы корпуса Лебрюна, считались самыми опытными и стойкими бойцами в Шалонской армии. Укрываясь за каменными стенами домов, они, подбадриваемые местными жителями, самоотверженно сражались с наступавшим противником. Деревня была охвачена пожаром: дома горели не только вследствие артобстрела немцев, ворвавшиеся баварцы поджигали их, чтобы выкурить оборонявших деревню французов. Надо сказать, что сельские жители активно помогали защитникам, что лишь усиливало ярость наступавших баварцев. Все гражданские лица с оружием в руках расстреливались на месте – немцы не церемонились. Вообще этот бой отличала свирепая жестокость. Интересно, понимал ли Мольтке, что из погребального костра Базейля восставал новый противник, куда более страшный, чем имперская армия Франции, – взявшийся за оружие французский народ.
