Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [55]

Такая неопределенность и нерешительность стратегии французов была неизбежна, пока Наполеон III оставался пусть даже номинально главнокомандующим. Его ближайшие военные советники Лебёф, Лебрюн и Базен представляли варианты решений чисто военных вопросов – и при подготовке и проведении контрнаступления, и сосредоточения сил в Шалоне или, как предлагал Базен, у фланга немецкого наступления из Лангра, – и это были разумные варианты действий. Но прибывавшие из Парижа рекомендации основывались на чисто политических соображениях, точнее, на чисто династических. Правительство, раздавая подобные рекомендации, по сути, ничем не рисковало, но Наполеону III при принятии соответствующих решений приходилось согласовывать и уравновешивать и военные, и политические факторы – в точности так же, как позже в ходе кампании, и Вильгельм I был вынужден балансировать между порой диаметрально противоположными доводами Бисмарка и Мольтке. Как Вильгельм I, так и Наполеон III был в одном лице и главнокомандующим вооруженными силами, и верховной гражданской властью в стране. Но решение всех гражданских вопросов он передал регентскому совету, во главе которого стояла императрица. Но с каждым днем становилось все более очевидным, что император не способен и к решению военных вопросов. Офицеры, работавшие непосредственно с ним, считали Наполеона III «человеком преклонных лет, весьма слабым физически и не обладающим ни одним из качеств, свойственных людям военным, тем более тем, кто возглавляет вооруженные силы». Один из приближенных императора как-то в тактичной форме намекнул ему, что он больше физически не способен командовать войсками. И в Париже крепла уверенность в том, что именно так и было, причем не только в печати и в палате, но даже и в министерстве обороны. Но разве мог Наполеон III отказаться от поста главнокомандующего? Мог ли он возвратиться в Париж, опозоренный двумя проигранными сражениями, и при этом не ускорить крах режима? Императрица даже мысли о чем-нибудь подобном не допускала. «Вы оцениваете все последствия Вашего возвращения в Париж после двух поражений?» – вопрошала она, да и он сам сознавал неоспоримость этого аргумента.

Но в Меце император стал подумывать о компромиссном решении. Он мог отправиться не в Париж, а в Шалон и посвятить себя организации новой армии там. Если бы он решился на это, пришлось бы назначить главнокомандующего Рейнской армией. Кандидатура Лебёфа вполне подходила, но тогда уже Париж, помня его голословные утверждения о якобы готовности армии к войне, возжаждал его крови. Законодательный корпус потребовал отставки Лебёфа, и 9 августа, несмотря на протесты Наполеона III, регентский совет проголосовал за нее. Это было безжалостное и несправедливое решение – что не было редкостью, – один из самых способных и преданных военных был просто не в состоянии за считаные недели преодолеть глупость, косность и несостоятельность целого поколения. Не было никого, кто смог заменить его, и после этого обезглавливания французская армия так и не пришла в себя. Лебёф недолго пробыл не у дел, гибель генерала Декана в Борни 14 августа создала вакансию командующего 3-м корпусом, он ее и заполнил, но в политическом аспекте это поставило крест на том, чтобы Лебёф мог рассматриваться как возможный преемник Наполеона III. Двое других кандидатов были герои Крыма и Италии – Мак-Магон и Канробер. Однако репутация Мак-Магона после Фрёшвийера была подпорчена, а Канробер, настоявший на прибытии в Мец вместе со своим корпусом, несмотря на предложение императрицы занять должность губернатора Парижа, тоже исключался. Он был командующим, не только объективно оценивавшим свои возможности, но и достаточно умным, чтобы не преступать их границ. Он был готов служить в должности главнокомандующего войсками своему императору, которому был безгранично предан, но не желал вторгаться в сферы высокой стратегии, тем более политики, в которые неизбежно вторгался командующий армией, – он не желал рисковать. Таким образом, из всех маршалов оставался лишь Франсуа Ахилл Базен.

Если судить Базена справедливо, нам следовало бы закрыть глаза на трагическую участь, уготованную и ему, и его войскам в ближайшие месяцы, и ненависть не одного поколения французских историков, военных и политиков, которые видели в нем не просто инструмент, но махинатора, сознательно способствовавшего национальной трагедии. Следует также абстрагироваться и от его явно отталкивающей внешности: маленькие, злобные глазки, жирная, непримечательная физиономия, тяжелая, бульдожья челюсть, дородная, отмеченная неуклюжестью фигура, что бросалось в глаза, в особенности если он восседал на лошади в окружении других офицеров. О нем судили, как о командующем, дослужившемся до высокого поста (маршал с 1864 года) из самых армейских низов по причине везения и присущего ему бесстрашия. Отчасти благодаря своей карьере, отчасти тому, что он представлял собой «человека из народа», и отчасти вследствие охватившей и прессу, и политиков в Париже чисто иррациональной мании – все кругом, назависимо от политических пристрастий и партийной принадлежности, ратовали за назначение Базена верховным главнокомандующим. Наполеон III вполне готов был уступить, и 12 августа назначение состоялось. «Общественное мнение, – как заявил он Базену, – и мнение военных определили мой выбор вас». И этот выбор Базен был готов принять как приказ.