Франко-прусская война. Отто Бисмарк против Наполеона III. 1870—1871 - [151]

Беспорядки, как таковые, начались 22 января и ни в коей мере не оправдали ожиданий тех, кто их замышлял. Лишь политические клубы крайне левого толка приняли в них участие: на мэров округов Парижа, вероятно, более сильное впечатление произвели Трошю и Фавр, причем сильнее даже, чем они были готовы признаться, все сомнения рассеялись окончательно после встреч со многими младшими офицерами, ничуть не менее убежденными, чем старшие, в тщетности дальнейшего сопротивления. Демонстрации 22 января, таким образом, инспирировались меньшинством, хотя и малочисленным, но склонным к безрассудному насилию. Заключенные в тюрьмы революционные лидеры были освобождены предыдущей ночью, и утром Отель-де-Виль окружили толпы народа. Жюль Ферри принял делегатов, которые потребовали, чтобы муниципалитет взял на себя контроль и руководство проведением операций, а один из делегатов без обиняков попросил сделать его главнокомандующим. «Есть во мне закваска Клебера, Марсо», – пояснил он. В конце концов перед Отель-де-Виль появилось подразделение национальной гвардии и внезапно открыло огонь по стоявшей у дверей группе людей. Из окон последовал ответный залп, и площадь опустела. Залпы отзывались эхом на соседних улицах весь день, а правительство, заседавшее в Отель-де-Виль, узнало, что поставки муки продолжатся всего два дня. «Мы были в шаге от гражданской войны, – впоследствии писал Фавр, – и от голода нас отделяли считаные часы».

Этот внезапный, бездумный залп повстанцев был похож на прорыв давно воспалявшегося гнойника. Длительное подчинение чужой силе подтолкнуло правительство самому к ней прибегнуть, и в откровенном обмене мнениями, состоявшемся 22 января, стало ясным, насколько слаба поддержка экстремистов среди населения. Картечь Винуа восстановила свободу действий правительства и приободрило его, чтобы сделать ставший неизбежным шаг: просить у немцев условия капитуляции. Париж был на исходе ресурсов.

Как, впрочем, и вся Франция. Теперь мы должны вернуться и проследить за ходом войны в провинциях с тех пор, как в начале декабря войска Гамбетты были выбиты из Орлеана.

Глава 10 Война до победного конца

Углубление конфликта

При всех сложившихся способах ведения войны, практикуемых регулярными войсками и склонными к традиционализму государственными деятелями Европы, испытания, выпавшие на долю Франции, должны были подтолкнуть правительство национальной обороны к поискам мира. Так предполагали и немцы, да и остальные страны Европы. Настроения в провинциях, как в узком кругу признавали члены делегации, склонялись к окончанию войны. Стоявшие во главе французской армии командующие, за исключением разве что незначительного меньшинства, либо брезгливо отмахивались от идеи продолжения войны, либо, повинуясь чувству долга, понуро продолжали бессмысленную и совершенно бесперспективную бойню. Исходя из логики войны, никаких перспектив разбить немцев наголову не существовало, как не было смысла, затягивая войну, рассчитывать выторговать у противника более благоприятные условия заключения мира. Боевые действия продолжались лишь благодаря воле и энергии немногих наделенных властными полномочиями лиц, не допускавших и мысли о поражении.

По мере продолжения войны поддерживать политическое затишье, на которое опиралась власть делегации, становилось день ото дня труднее, да и делегация на деле не очень-то и стремилась к этому. Для Гамбетты и его последователей победа Франции была неотделима от учреждения республики, и любое отступление от этой идеи расценивалось ими как фактическое или потенциальное предательство. Гамбетта всячески дистанцировался от радикальных республиканцев юга страны или даже вовсе от них открещивался, но на сдачу Меца он отозвался риторикой, целью которой было вызвать взрыв возмущения не просто соотечественников-французов, а французов-республиканцев. «Есть одна страна, которая не может и не должна капитулировать, – объявил он, – и это – Французская республика… Пока у нас под ногами остается хотя бы сантиметр священной земли, мы не выпустим из рук наш славный триколор Французской революции!» Взрыв возмущения не замедлил последовать и выразился в беспорядках и демонстрациях по всей стране, а Гамбетта ухватился за них, как за доказательство того, что «тех, кто за войну до победного конца, подавляющее большинство». «Сочетание военной и политической обстановки в стране, – в заключение добавил он, – требует, чтобы терпимость… уступила место более решительным действиям, чтобы расстроить планы сторонников свергнутого режима». Взвинченная этими призывами, делегация принимала все более жесткие меры. Местные советы были распущены, институты судей и преподавателей подверглись чистке, была учреждена «правительственная газета», распространяемая с целью «донести до каждой коммуны известия об официальных декретах и содействовать политическому просвещению народа». Мало того что этот принцип насаждался повсеместно, еженедельно проводились и обязательные лекции, и учителя местных школ обязаны были особо выделять те статьи, в которых недвусмысленно излагалось стремление «ясно дать понять, что именно республика, ее учреждения способны гарантировать свободу и великое будущее Франции».