Франко - [60]
Как и следовало ожидать, предвыборная кампания проходила в атмосфере острейшей борьбы. Возможности вести пропаганду у правых были неизмеримо выше. Фонды, которыми они располагали, во много раз перекрывали средства левых, опиравшихся на обнищавшие слои населения. Но Франко был убежден в обратном. Он полагал, что левые купаются в золоте, присланном из Москвы, и в деньгах, украденных во время событий октября 1934 года>74. Партия СЭДА выпустила десять тысяч плакатов и пятьдесят миллионов листовок. Ее предвыборная деятельность выглядела как борьба не на жизнь, а на смерть между добром и злом, между созиданием и разрушением. Народный фронт делал главный упор на угрозу фашизма и на необходимость амнистии всех заключенных — участников октябрьских событий.
Некоторое время Франко не было в Испании, так как он выезжал в Лондон на похороны Георга V. Выбор пал на него потому, что он занимал высокий пост, а кроме того, когда-то служил в 5-м пехотном полку, почетным полковником которого был король Англии. В среду 28 января он присутствовал на похоронной церемонии в Вестминстерском аббатстве, а потом вместе с другими высокопоставленными лицами сопровождал гроб к месту погребения в церковь Святого Георгия в Виндзоре>75. На обратном пути, в проливе Ла-МанШ, на борту парома, он произнес несколько важных фраз в присутствии майора Антонио Барросо, испанского военного атташе в Париже, который сопровождал Франко в этой поездке. Он сказал Барросо, что Народный фронт — это детище Коминтерна и троянский конь в его планах установить коммунизм в Испании. Он также сказал, что Мола и Годед тоже обеспокоены и все зависит от того, какие шаги предпримет Народный фронт в случае победы на выборах. А армия должна быть готовой вмешаться, если необходимо>76.
Начальник генштаба вернулся в Мадрид 5 февраля. Инстинктивная осторожность Франко не покинула его и во время встречи с Хосе Антонио Примо де Риверой, которая состоялась в доме отца и братьев Рамона Серрано Суньера в середине февраля, перед самыми выборами. Вожак Фаланги был поглощен идеей необходимости вмешательства армии и последующего прихода к власти национального правительства с целью предотвращения сползания к социалистической революции. Несмотря на обаяние молодого лидера фашистов, которое делало его любимцем высшего общества, на Франко он никогда не производил хорошего впечатления. Во время встречи Франко уходил от прямых ответов, делал упор на околичности, был себе на уме. Он не забыл того идиотского плана, который Хосе Антонио Примо де Ривера незадолго до этого излагал полковнику Москардо. Франко отнюдь не собирался всерьез входить в альянс с молодым фалангисгским вождем, которого не уважал и который не пользовался популярностью в народе. Франко уходил от существа вопроса, разглагольствовал на отвлеченные темы, в результате чего у Хосе Антонио пропали все надежды уговорить Франко, и он с раздражением произнес: «Мой отец, со всеми своими недостатками, политическими ошибками — совсем другое дело. Он был гуманен, решителен, благороден. А эта публика...»>77
Выборы состоялись 16 февраля и закончились с небольшим перевесом Народного фронта в общем количестве проголосовавших, но по числу мест, полу-ченых в кортесах, победа была триумфальной>78. В ранние часы 17 февраля, когда стали поступать первые сведения, ликование масс достигло таких масштабов, что в рядах правых возникла паника. Франко и Хиль Роблес в тесном взаимодействии пытались предотвратить утверждение результатов голосования. Главным объектом своих усилий они выбрали премьер-министра Портелу, который имел также портфель министра внутренних дел. Хиль Роблес и Франко отдавали себе отчет в том, какое решающее значение имеет его согласие не подавать в отставку и оставаться на своем посту, ибо тогда гражданская гвардия и части особого назначения (Guardias de Asalto) не стали бы препятствовать мерам армии по восстановлению «порядка».
Около 3.15 утра 17 февраля Хиль Роблес появился в министерстве по делам правительства (Ministerio de la Gobernacidn) и попросил Портелу принять его. Лидер СЭДА возмутился, узнав, что Портела уехал в свои апартаменты в отеле «Палас». Портелу разбудили и сообщили, что Хиль Роблес ждет встречи с ним. Три четверти часа спустя премьер-министр прибыл. Хиль Роблес от имени всех правых сил сказал премьер-министру, что победа Народного фронта означает начало разгула насилия и анархии и попросил его ввести военное положение. Портела ответил, что его задача заключалась в исполнении обязанностей главы правительства до выборов — и ничего больше. На него, однако, подействовали доводы Хиля Роблеса, и он согласился объявить «тревожное положение» и попросить Алкала Самору поддержать декреты об отмене конституционных гарантий и введении военного положения>79.
Одновременно Хиль Роблес послал своего личного секретаря графа де Пенью (Репа) Кастильо к своему бывшему помощнику майору Мануэлю Карраско Верде и поручить тому встретиться с Франко. Карраско должен был проинформировать Франко о происходящем и попросить, чтобы тот использовал весь свой авторитет для поддержки Хиля Роблеса в попытках удержать Портелу от отставки и пустил в ход армию. Карраско разбудил находившегося дома начальника генштаба и передал ему просьбу Хиля Роблеса. Франко тут же решил, что результаты выборов являются первым шагом в реализации плана Коминтерна по установлению коммунистического режима в Испании. В соответствии с этим он велел Карраско предупредить полковника Галарсу, чтобы ключевые офицеры «Испанского военного союза» привели свои гарнизоны в боевую готовность. Потом Франко позвонил генералу Себастьяну Посасу (Pozas), командиру гражданской гвардии, старому «африканцу», лояльному тем не менее республике. Франко сказал, что результаты выборов означают приход хаоса и революции и предложил Посасу — в выражениях, в которых было почти невозможно разобраться, — присоединиться к армии в ее мерах по наведению порядка. Посас попытался рассеять страхи Франко и спокойно ответил ему, что толпы на улицах — это всего лишь «законное выражение республиканцами своей радости».
