Франко - [22]

. Франко попросился в Испанию и был направлен обратно в Овьедо.

К неудовольствию большинства армейских офицеров, провал под Анвалем усилил пацифизм левых и нанес урон репутации армии и короля. Получило широкое распространение мнение о том, что именно Альфонс XIII подстрекал Сильвестре к молниеносному наступлению³. В августе 1921 года генералу Хосе Пикассо было поручено расследовать причины поражения. Доклад Пикассо заканчивался обвинением тридцати девяти офицеров, включая Беренгера, которому 10 июля 1922 года пришлось уйти с поста верховного комиссара в Марокко. Осенью 1922 года выводы Пикассо оказались на рассмотрении комитета кортесов, вошедшего в историю, как «Комитет по ответственности», и созданного с целью дать политическую оценку военному поражению. При обсуждении блестящий оратор, депутат от социалистов Индалесио Прьето заявил, что армию поразила коррупция, а потому опрометчивость Сильвестре не могла не привести к поражению. Депутат-социалист призвал к закрытию военных академий, роспуску интендантской службы и увольнению из армии высших офи-церов-«африканцев». Его речь была опубликована и разошлась на листовках в сотнях тысяч экземпляров⁴.

Беренгера заменил генерал Рикардо Бургете, под началом которого Франко служил в Овьедо в 1917 году. Бургете в качестве верховного комиссара следовал предписаниям правительства умиротворять повстанцев подачками, а не военной силой. Двадцать второго сентября 1922 года он заключил сделку с разжиревшим и потерявшим боевой пыл эль-Райсуни. В результате эль-Райсуни стал правителем Джибалы от имени Испании, получил свободу рук и большую сумму денег. Поскольку испанцы уже обложили эль-Райсуни в его резиденции — городке Тасарут, центре провинции Джибала, — его власть стала бы ничтожной, приди испанцам в голову занять этот населенный пункт. Но власти продолжали вести непоследовательную половинчатую политику, и испанские войска ушли с территории, контролировавшейся человеком, который был на грани поражения. У того прибавилось денег, и власть его укрепилась.

Целью Бургете было умиротворение племен на западе, чтобы спокойно разделаться на востоке с более опасным Абд эль-Керимом. Осенью, после попытки провести с ним переговоры о выкупе испанских пленных, Бургете перешел в наступление. В качестве исходной позиции Бургете собирался использовать возвышенность, на которой находилось селение Тиси-Асса (Tiži Azza), к югу от Анваля. Однако, пока он готовился, рифские племена первыми ударили по испанцам, это случилось в начале ноября 1922 года. Обосновавшись на горных склонах над городом, они обрушили огонь на гарнизон, в результате чего войска потеряли две тысячи убитыми и ранеными, и испанцам пришлось на всю зиму перейти в оборону⁵.

Ухудшение ситуации в Марокко и нерешительность Бургете, возможно, убедили Франко, что он сделал верный шаг, уйдя из Легиона, какими бы соображениями он ни руководствовался. Когда по дороге в Астурию он проезжал через Мадрид, то был осыпан почестями. Король 12 января 1923 года наградил его Военной медалью и удостоил чести называться камергером (gentihobre de camara), причислив таким образом к элитной категории военных придворных⁶. Его поклонники устроили в честь героя обед.

В это время вышел из печати и лестный для Франко краткий биографический очерк, подготовленный каталонским журналистом и писателем Хуаном Феррагутом. Теперь, когда приближалась женитьба, героизм уходил на второй план, а его место заняли серьезные и амбициозные планы²³. У Феррагута же Франко еще представлялся старательным служакой. Скоро такому образу суждено будет исчезнуть. Однако барабанный патриотизм и романтический героизм, воспетый на многих страницах книги, дают веские основания полагать, что Франко наложил на себя личину неустрашимого героя пустынь отнюдь не спонтанно. Когда Феррагут спросил Франко, почему тот покинул Марокко, Франко ответил: «Потому что мы там больше ничего не делаем. Там больше не стреляют. Война стала такой же работой, как и любая другая, разве что более изматывающей. Мы теперь не живем, а существуем». Ответы Франко явно подготовлены, что позволяет предположить его тщательную работу над своим общественным образом. На вопрос Феррагута, любит ли Франко боевые действия, тридцатилетний майор ответил: «Да... По крайней мере, любил до настоящего времени. Я считаю, что у солдата бывает два периода: война и учеба. Я прошел первый период и теперь хочу учиться. Раньше война была делом простым. Единственное, чем нужно было обладать, это отвагой. А теперь война усложнилась, это, пожалуй, самая трудная из наук». Феррагут описывает его мальчишескую внешность: «Его загорелое лицо, черные блестящие глаза, курчавые волосы, определенная робость в речи и жестах и открытая улыбка делают его похожим на ребенка. Когда его хвалят, он заливается румянцем, словно девушка, которой польстили». Франко не принимает похвал, как и подобает герою: «Но я ничего такого не сделал! Опасность не так велика, как думают. Все можно вытерпеть, нужно только немного выносливости».

О своих самых ярких впечатлениях во время войны Франко сказал: «Запомнился один день в Касабоне. Это был, пожалуй, самый тяжелый день войны. Вот тогда мы поняли, что значит Легион. Марокканцы крепко нажали, нас разделяли всего двадцать шагов. С нашей стороны было полторы роты. Сто человек были убиты и ранены. Люди падали по нескольку сразу, почти все раненные в голову или в живот, но это не поколебало нас ни на миг. Даже истекая кровью, раненые кричали: «Да здравствует Легион!» Глядя на них, таких мужественных и таких отважных, я был взволнован до глубины души». В ответ на вопрос, испытывал ли он страх, он улыбнулся, словно вопрос озадачил его, и смущенно ответил: «Не знаю. Никто не знает, что такое смелость и страх. У солдата это складывается в чувство долга, патриотизма». Романтическая нотка прозвучала и в ответах о матери и невесте, которые ждут не дождутся его. Феррагут напрямую спросил его: «Вы влюблены, Франко?» На что тот любезно сказал: «Ну а вы как думаете? Я же и еду в Овьедо, чтобы жениться»