Франко. Краткая биография - [11]

Донья Пилар упорно отказывалась от советов друзей отправиться в Мадрид и противостоять любовнице мужа, она предпочла роль покинутой жены. Всегда в черном и вечно со слезами на глазах, она в беседах с детьми постоянно сокрушалась «по поводу их отсутствующего отца» и настаивала, чтобы, будучи в Мадриде, они всегда навещали его, «выказывая должное уважение», вероятно, чтобы избежать большего скандала. Но если Николас, Рамон и Пилар регулярно посещали дом своего родителя, то суровый и непрощающий Франсиско — возможно, винящий отца, кроме всего прочего, и за собственное отлучение от семейного очага — решительно отказывался исполнять ее указания.

Мнение Франсиско Франко по поводу неортодоксального решения отцом семейных проблем можно понять из его позднейших грозных обличений всех и всяческих либералов и вольнодумцев, которых он называл пьянчугами и развратниками.

Рамон, главный соперник Франсиско, продолжал жить дома вместе с ожесточившейся матерью и младшей сестрой. Даже Николас регулярно посещал семейный очаг, сбегая из Военно-морской школы и поражая соседей блестящей морской формой. И только Франсиско был отправлен из родных пенат в далекий и суровый город, в крепость, словно сошедшую с мрачных религиозных полотен Эль Греко. Жаркий и сухой, отстоящий на много миль от моря, Толедо был совсем не похож на утопающий в зелени морской порт Эль-Ферроль, где «просторные пляжи с темным песком омывали стелящиеся барашки нежных волн», а «раскаленное лето» овевал легкий бриз, как проникновенно писал Франко в своем киносценарии.

Уход отца из семьи и отъезд Франсиско в Толедо, где он сразу оказался лишенным материнского тепла, попав в сугубо мужское окружение, — все это случилось в крайне не подходящий для чувствительного и робкого подростка момент. Охваченный пронзительной тоской по отчему дому, Франсиско еще более замкнулся в себе. Испытывая ненависть к отцу и ко всему, что стояло за ним, он стал искать некую душевную опору в крайне правых взглядах. Как и его учителя в Толедо, Франко проявлял злобную враждебность к гуманизму, либерализму и терпимости, которые ассоциировались в его глазах с доном Николасом. Подобно тому как Франко винил отца во всех несчастьях и унижениях своего детства, крайне правые офицеры винили в унизительной- потере Испанией имперского статуса некомпетентность гражданского правительства, которое забыло традиционные испанские ценности, такие как «единство, иерархия и воинствующий католицизм». На фоне раскола в его семье твердая приверженность армии к моральному единению Родины нашла в душе Франсиско благодарный отклик. Более того, военная академия давала возможность превратить детские мечты Франко о своем будущем вкладе в возрождение великой Испании в реальность. Уже в преклонном возрасте каудильо вспоминал «невыразимое волнение», охватившее его, когда он впервые ступил на «грандиозную» полковую площадь, над которой возвышалась статуя Карла V с надписью: «Либо я погибну в Африке, либо войду в Тунис победителем». Академия стала мостиком между детскими играми в Эль-Ферроле, которые помогали ему избавляться от ощущения собственной неполноценности, и ролью «солдата-героя» в Марокко.

Впрочем, поначалу его учеба в академии отнюдь не предвещала будущей славы. В то время как все юные кадеты проходили «суровый крестный путь novatadas» (жестокий и унизительный ритуал посвящения, которому старшие кадеты подвергали вновь прибывших), заторможенный и замкнутый Франсиско, обладавший не слишком впечатляющими физическими данными, стал посмешищем для остальных учащихся. Годы спустя он будет с горечью вспоминать «об ужасающем приеме, устроенном тем из нас, кто пришел полный иллюзий и надежд, чтобы влиться в большую военную семью». Его писклявый голос стал вечным источником для насмешек. И особенно обидно было, что в стрессовом состоянии он в любой момент мог сорваться на визгливый фальцет. Ко всем прочим проблемам добавилось еще и то, что по причине малого роста для каждодневных строевых занятий ему были сделаны некоторые послабления. Так, несмотря на яростные протесты и утверждения Франсиско типа: «Я могу сделать все, что сделает самый сильный кадет взвода», его сочли неспособным управляться с оружием стандартного размера и выдали винтовку с укороченным на пятнадцать сантиметров стволом.

Тем не менее Франсиско стоически выносил все тяготы казарменной жизни, подсознательно сублимируя суровую каждодневную реальность в некий фантастический проект выдающегося военного будущего. Скорее всего он даже получал определенное удовлетворение от жесткой структуры военной иерархии и — подобно многим юным кадетам того времени — чувствовал облегчение, обнаружив, что впервые в жизни не зависит от произвольных условий бытия, а подчиняется единому для всех закону. Подавление индивидуальности в академии, строгое чувство порядка, послушание и исполнение долга — все это стало для Франсиско вполне естественным. Возможно, его также обнадеживала перспектива добиться в армии уважения, чего он так и не дождался от своего отца.

В Толедо — в отличие от Эль-Ферроля — дружба перестала быть приоритетной ценностью для Франсиско. Упрямо отказываясь завоевать популярность, он держался на холодном и презрительном расстоянии от сокурсников. По своим моральным устоям не склонный к совместным кутежам и загульным вылазкам в город, так некстати напоминавшим и отцовское поведение, он стремился вызвать одобрение начальства, погрузившись в изучение военной литературы. Хотя Франко производил впечатление совершенно беззащитной личности, он, когда считал, что с ним обходятся несправедливо, вел себя с крайней агрессивностью. Однажды некий старший кадет сильно разозлил его, дважды подряд запрятав книги Франсиско. Тогда будущий каудильо в ярости запустил подсвечником обидчику в голову, спровоцировав грандиозную драку, во время которой в ход пошли книги, подушки и кулаки. Категорический отказ Франко назвать имена других участников потасовки, несмотря на строжайший приказ командира, обеспечил ему недоброжелательное, смешанное с завистью восхищение некоторых сокурсников, в том числе Хуана Ягуэ и Эмилио Эстебана Инфантеса, которые позднее будут играть важные роли в гражданской войне. И все же, хотя многие кадеты признали, что «он вел себя должным образом, отказавшись раскрыть имена своих мучителей», у Франко с однокашниками так и не возникло теплых отношений.