Франклин Рузвельт. Уинстон Черчилль - [22]
Если считать правдой, что проба силы президента состоит в его способности навязать конгрессу свою волю, то Рузвельт выдержал этот экзамен, по меньшей мере в начале своего правления, с блеском. Как ни один президент до него, он вырвал у конгресса законодательную инициативу и расширил в этом смысле законодательную функцию президентского ведомства. Он наводнил Капитолий особыми посланиями и законопроектами, в случае необходимости использовал право вето по отношению к решениям конгресса, очаровывал депутатов и сенаторов в личных беседах, использовал возможности для патронажа учреждений, когда было необходимо, оказывал давление на конгресс с помощью общественного мнения.
Рузвельт завладел передовицами ежедневной прессы, как ни один президент до него, и не в последнюю очередь в связи со своей суверенной политикой открытых дверей для вашингтонских журналистов. Из года в год два раза в неделю у его письменного стола бывало до двухсот журналистов, и они могли задавать ему без письменного предупреждения любой вопрос, какой хотели. Эти конференции проходили с участием свободной прессы. Путем смешения юмора и серьезности, открытости и ловкого умалчивания он занимался одновременно информационной политикой и агитацией за свою программу. Он производил на журналистов большое впечатление (к некоторым из них он обращался по имени) своей остроумной находчивостью, феноменальным знанием деталей и впечатляющей памятью.
И второй медиум этой эпохи — радио — он использовал несравненным образом как инструмент своей политики. Наряду с установившейся привычкой его обращений по радио в качестве губернатора в Нью-Йорке через неделю после вступления в новую должность он начал свою первую беседу у камина — «доверительный разговор с народом Соединенных Штатов». Приятным голосом, полным твердости и доверия, который был понятен среднему американцу, он говорил о политике как отец семейства в своей комнате. Тайна успеха этих радиопередач, которые собирали миллионную публику, состояла в том, что этот разговор не был для народа запутанным узлом, а выражал его понимание демократии. Основным убеждением Рузвельта было то, что способная к руководству демократия живет доверием, согласием и участием среднего гражданина, чтобы не соскользнуть в сторону олигархии или даже диктатуры. Он считал, что особый долг президента — вести воспитательную работу путем информации и прямых обращений, пробуждать и поддерживать интересы и активность граждан. Чтобы найти доступ к простому американцу, президент должен был прибегнуть к простому языку и проникнуть в его образ мышления, осознать, что его интерес направлен не на абстрактные теории, а на главные человеческие проблемы, такие, как забота о трудоустройстве, здоровье, жизненный уровень и обеспеченное будущее. Уже первая «беседа у камина» о банковских делах была мастерским достижением перевода сложных взаимосвязей в понятное и доступное положение дел.
Переложение самых трудных пунктов политики на президента и вашингтонскую исполнительную власть проявляло себя в структуре администрации. С 1933 года как грибы после дождя вырастали все новые ведомства, комитеты и комиссии в классических министерствах и при них, которые постоянно изменялись, распускались и вновь образовывались, нередко становились ненужными. Сторонников четко ограниченных компетенций, придерживавшихся установленного прохождения по инстанциям, это могло привести в отчаяние. Кажущаяся неразбериха в управлении закрепила за Рузвельтом славу плохого администратора. Это до некоторой степени верно, однако в этом образе действий скрывался метод. Рузвельт делал ставку на спонтанность, личную инициативу, импровизацию, эксперимент, конкуренцию и соперничество как на движущие силы «Нового курса», и позднее ни в мирное, ни в военное время Рузвельт не ставил перед собой задачу создать совершенную бюрократию. Кроме того, дробление власти вне президентского уровня соответствовало виртуозно управляемой им технике «разделяй и властвуй». Он сохранил за собой свободу решений и последнюю ответственность как раз таким образом, что в деловом, личном и учредительном отношении оставлял альтернативы открытыми, использовал все больше информационных каналов, никто не пользовался монопольным правом для доступа к президенту, а непримиримых министров и советников принуждал к все новым компромиссам. За вполне справедливыми жалобами политиков из окружения Рузвельта на его нетрадиционные и неожиданные привычки в подаче информации и принятии решений стояла поэтому также задетая мера оскорбленного тщеславия.
Изменения в президентском правлении и усиление вашингтонской бюрократии были одновременно предпосылкой и следствием политики «Нового курса», цели, сферы и противоречия которого вырисовывались крупными контурами еще в предвыборной борьбе. Согласно пониманию Рузвельтом нации как общности интересов должна была последовать политика «диагонали», по которой должна была осуществляться помощь группам с вовлечением всех сфер экономики. Рузвельт пообещал оказать решительную помощь в связи с кризисом, дать отдых экономике и долгосрочные реформы, которые должны были сделать невозможным повторение катастрофы. Законодательство «Нового курса» отражало эти цели в различном сочетании, нередко делались попытки достичь одним мероприятием сразу две или даже три цели одновременно.
