Французский поход - [110]

— Не торопись, полковник, это ведь переговоры, а не сватанье, — так же, вполголоса, остудил его пыл Хмельницкий.

— А мне почему-то сдается, что нас уже засватали. Как бедную вдову — в разгар косовицы.

Мазарини и де Конде так и не поняли, о чем говорят между собой казачьи полковники. Переводчик не расслышал их слов, а Гяур, вместо того, чтобы дословно перевести смысл диалога, объяснил ситуацию довольно просто:

— Господина Хмельницкого интересует размер жалованья офицерам и рядовым казакам. А также срок пребывания казачьих полков во Франции и условия их содержания между походами. Когда он вернется в Украину, казаки потребуют от него ясности во всех этих вопросах.

— О, да-да, конечно. Это естественно, — согласился Мазарини. — Передайте полковнику, что мы нанимаем его казаков на два года. Пока на два, — уточнил он, подняв вверх указательный палец. — При этом жалованье будет… довольно высоким, — кардинал прокашлялся и заглянул в лежащую перед ним бумагу, в которой были наброски договора. — По десять талеров каждому казаку и по сто талеров полковникам. — Уверен, что такие условия удовлетворят всех.

* * *

Выслушав переводчика, Хмельницкий несколько мгновений нарочито внимательно смотрел на него, потом, обращаясь к Гяуру, извиняющимся тоном попросил:

— Переведи-ка ты, полковник. Переводчик, очевидно, не совсем точно перевел суммы жалованья. Он сказал: по десять талеров на казака и по сто — на полковника. Что, действительно так?

— Прошу прощения, перевод был правильным, — поджал губы Мазарини, узнав от своего переводчика, что именно смутило полковника.

Такой выпад Хмельницкого показался ему даже оскорбительным.

— Мне не хотелось бы осложнять наши переговоры базарными торгами, ваше высокопреосвященство, — жестко улыбнулся Хмельницкий. — Но позволю себе заметить, что мы сразу же сошлись бы в цене, если бы вы предложили по пятнадцать талеров каждому казаку и по сто сорок — каждому полковнику и сотнику.

— И сотникам?! — воскликнул Мазарини.

— Истинно так, — даже приподнялся со своего кресла Сирко, — истинно. Во время переговоров он вообще предпочитал изъясняться с помощью одной этой фразы.

— То есть речь идет о жалованье младшим офицерам: капитанам и лейтенантам, — по-своему уточнил де Конде. — Мы действительно забыли о них. Но когда речь идет о младших офицерах, о названных вами суммах не может быть и речи.

— Сотники тоже не должны чувствовать себя обиженными его величеством королем Франции, — возразил Хмельницкий. — Они хотят знать, что их жизнь и раны ценятся надлежащим образом.

— Побоялись бы вы Бога, — по-французски возмутился Корецкий. — За эту голытьбу, сотников, платить по сто сорок талеров!

— За опытнейших наших воинов, лучших воинов Европы, — не оборачиваясь, уточнил Хмельницкий по-латыни, вполне понятной Мазарини. — И прошу вас не вмешиваться в наши переговоры, майор. Иначе мы вынуждены будем прервать их и продолжить уже без вас.

— Я понимаю, полковник, понимаю… Но сейчас французская казна просто-напросто не в состоянии так высоко оценивать храбрость ваших солдат и офицеров, — опустил глаза Мазарини, значительным усилием воли сдерживая свое раздражение.

— Тем более что никто из французских генералов ни разу не видел их в бою, — добавил главнокомандующий.

— Лично вы как еще, простите, довольно молодой полководец, конечно, вряд ли могли видеть их на поле боя. Но разве во Франции не осталось ни одного из тех генералов, которые испытали на себе натиск казачьих полков под Ивром, Ландау, под стенами крепостей Корби, Руа, Модилие, когда казаки воевали под знаменами австрийского императора? Неужели все они уже вложили свои шпаги в ножны?

— Если французская сторона станет настаивать на столь мизерной плате, мой конный полк вынужден будет наняться к испанскому королю. Не далее как накануне отплытия сюда из Гданьска я уже получил такое предложение. Только мое уважение к королеве Речи Посполитой Марии-Людовике Гонзаге графине де Невер не позволило принять условие испанских агентов, — резко произнес он, снова удивляя всех присутствующих французов чистотой своего французского. — Извините, но я не могу разочаровывать своих воинов, которые уже настроены на то, чтобы прогуляться по землям европейских правителей.

— Да и сама весть о том, что казаки не пошли на службу к принцу де Конде из-за мизерности платы, которую Франция предлагала им, тоже не прибавит чести ни командованию французской армии, ни двору Бурбонов, — ненавязчиво напомнил Хмельницкий. Он не пытался брать этим французов за горло. Но они должны были понимать, что коль уж казачьи полковники прибыли в Париж, исход переговоров скрыть не удастся.

— Ис-тин-но так, истинно, — со всей возможной важностью подтвердил Сирко, очевидно, твердо решив, что вся его миссия в переговорах состоит именно в том, чтобы как можно важнее произносить эту одну-единственную фразу, которую, впрочем, переводчик уже давно счел возможным не переводить.

Корецкий вновь что-то проворчал, однако все три полковника взглянули на него так, что майор предпочел промолчать.

34

На какое-то время за столом переговоров воцарилось тягостное молчание. Мазарини сидел, откинувшись на спинку кресла и опустив подбородок себе на грудь: то ли закрыл глаза, то ли перевел взгляд куда-то под стол.