Французский поход - [103]

— Однако же интересы державы требуют, чтобы время от времени казацкая старшина совершала и такие вот походы ко дворам европейских властителей.

— «Интересы державы»? Но какой? Свои державные интересы Польша защитит и без нас. Все те дни, пока мы готовились к вояжу, я как раз и терзался вопросом: какие такие интересы Украины будем отстаивать и утверждать во Франции мы с вами? Хорошо, договоримся с кардиналом, продадимся ему почти с тремя тысячами войска отборного… Храбрейшая часть которого, как водится, сложит головы под Дюнкерком, Кале или где-то там еще. И тем самым осиротим и ослабим украинское воинство. А дальше что? Стоять перед всем запорожским кошем с покаянными головами: простите, братове, своих старшин славолюбивых, что не во славу земли своей погубили столько лучших сынов Украины? Хмельницкий вынул трубку изо рта, какое-то время задумчиво смотрел в ту сторону, где впереди по курсу открывалась выступающая далеко в море коса.

— Разве, проявляя истинное рыцарство во Франции, наши казаки не будут тем самым добывать славу Украине? Разве мы прибудем в Париж не как полковники украинского казачества? Европе пора знать об Украине. Вы, господин Одар-Гяур, точно с такими же мыслями ступили на этот? корабль, словно каторжник на галеру?

— Видите ли, у меня свой, особый интерес к Франции и к этой поездке.

— …И еще какой интерес! В образе графини де Ляфер, — мрачновато заметил Сирко. — Пока она в Польше, князь желает присмотреться к ее владениям.

— В Париже я должен встретиться с одним образованнейшим человеком, — проигнорировал его выпад Гяур. — Выходцем из Греции, предки которого тоже жили на Острове Русов. Хотя он и грек, чистокровный эллин, однако идея возрождения Острова Русов ему так же близка, как и мне.

— Как ни чужда любая идея, направленная на ослабление Османской империи, а значит, освобождение Византии, — заметил Хмельницкий.

— Справедливо. Через него я надеюсь связаться и с другими потомками ромеев, то есть византийцев. Когда придет время идти за Дунай, — а я рассчитываю при этом на вашу помощь, господа полковники, на помощь казачества, — эти люди могли бы посодействовать нам: кто золотом, кто оружием, кто замолвленным словцом перед французскими министрами или послами некоторых европейских стран в Париже.

— Значит, вы серьезно считаете, что поход на Остров Русов возможен?

— Только с надеждой на его организацию я и прибыл сюда, насобирав русичей по ромейским, валашским и венгерским землям. Но окончательно освободить от турок низовье Дуная мы сможем только тогда, когда освободим Украину. Когда придунайские города, поставленные там князьями галицкими и киевскими, превратятся в пограничные города украинской казачьей державы.

— Потому и пришел со своей дружиной в Украину, господин полковник, а не в Болгарию или Валахию. Правда, у меня не было возможности наняться на службу королю или великому князю Украины. Но это уже не моя вина.

— Так вот, Сирко, я не забыл о твоих словах, — проговорил Хмельницкий, внимательно выслушав Гяура. — Но должен заметить: оказав помощь Франции, мы тем самым поможем и Украине. Века пройдут, а французы будет помнить, что когда-то ее города, ее земли освобождали украинские войска. И, кто знает, возможно, когда-нибудь французские полки точно так же помогут Украине. Так что не наемников мы повезем во Францию, если разобраться, а знамение казачьей славы.

— И все же, — задумчиво стоял на своем Сирко, — именно тех трех тысяч сабель, которые мы увезли на чужбину, может не хватить казакам, оставшимся здесь, чтобы защищать свою землю от басурман.

28

У входа в спальню располневшая служанка попыталась молча преградить Диане дорогу, но графиня оттолкнула ее с такой силой, что та отлетела в сторону, плюхнулась на розовую банкетку и чуть было не закатилась вместе с ней под высокое венецианское трюмо.

Открыв дверь, гостья увидела, что ничего не подозревавшая графиня д'Оранж — сонная, с распущенными волосами — лежит ничком на скомканной перине посреди огромного ложа. Короткая ночная сорочка ее была измята и закатана за неширокие бедра, бесстыдно оголяя ее слегка расплывшиеся, по-мужски бесформенные ляжки.

Взглянув на них, Диана поморщилась. Она понимала: это были минуты между сном и трудным пробуждением; между стремлением вновь завалиться спать и необходимостью во что бы то ни стало через несколько минут оказаться на ногах; между страстным, вожделенным желанием ощущать тело мужчины и брезгливым порицанием собственной похоти.

— Что, графиня, сладостные минуты греховных бредней и всяческих женских мечтаний?

Д'Оранж содрогнулась, вскрикнула и, повернувшись лицом к Диане, испуганно попятилась, заползая за подушки. И дело даже не в том, что она не заметила, когда де Ляфер вошла в спальню. Само появление здесь Дианы было для нее чем-то совершенно непостижимым.

— Что вас так удивило, графиня? Что я жива? Вы-то рассчитывали, что с графиней де Ляфер уже покончено.

— Почему? О чем вы? — бубнила д'Оранж, испуганно одергивая подол сорочки. При этом она с ужасом всматривалась в лицо графини. Избитое, в ссадинах и синюшных кровоподтеках, оно не знало ни грима, ни пудры.