Французский легион на службе Гитлеру. 1941-1944 гг. - [15]

С национальной точки зрения, французские добровольцы желали «застолбить» за представителями своей нации место в нацистской Европе, дабы они, как фронтовики, могли требовать свою «долю» от вклада в разгром СССР и получать социальные блага. Подобные настроения были достаточно широко распространены; так, в 1943 г. в книге «Мировая борьба Рейха» («Dcr Weltkampf des Reiches»), выпущенной НСДАП, были такие слова: «Те, кто не участвуют в Новом Порядке Европы, не могут претендовать на то, что их голос будет услышан после окончательной победы»^{100}. Под «участием» здесь стоит понимать и «установление» этого порядка. Например, лейтенант ЛФД Урдан писал: «Борьба против большевизма необходима. Учитывая ее европейский характер, становится важным участвовать в ней, присутствие французской экспедиционной силы в России становится одной из наших непререкаемых обязанностей, если Франция хочет участвовать в создании Новой Европы и если она хочет вернуть себе звание великой державы»^{101}.

Наконец, была и личная мотивация в виде получения социального статуса, заработной платы и льгот. Так, например, некоторым скандинавским добровольцам СС немцы обещали земельные наделы и политические посты на оккупированных территориях^{102}.

Особую, пусть и небольшую, категорию в числе идеологически мотивированных легионеров составили добровольцы не французского происхождения, как, например, белоэмигранты и выходцы из бывшей Российской империи (грузины, русские, украинцы). Многие из них воевали на стороне белых армий в Гражданской войне в России, а в годы эмиграции служили во Французском иностранном легионе; некоторые даже участвовали в Гражданской войне в Испании на стороне франкистов. Накопленный ими обширный боевой опыт и знание языков превращал их в ценные кадры. Для многих из них главным мотивом для записи в ЛФД было желание продолжить неоконченную борьбу с коммунизмом, советской властью и большевистским государством, которое выросло и окрепло за 20 лет^{103}. Также среди иностранцев можно выделить группу североафриканских арабов и негров; удивительно, но некоторые из этих «неарийцев» были ультраправыми. Была также группа бретонцев (Бретань — область на северо-западе Франции, когда-то бывшая независимой) и несколько волонтеров иных национальностей.

Сами офицеры ЛФД впоследствии давали разные оценки мотивации легионеров. Так, французский лейтенант Урдан в своем отчете отмечал, что большинство из тех, кого он видел и кем руководил, были людьми гражданских профессий или безработными, которые пошли в ЛФД за «длинным франком», а не по идейным мотивам. Он приводит статистику (цифры относятся к его взводу, которым он командовал): 85% — пришли в ЛФД из-за денег; 10% — исходя из материальных и идейных побуждений; 5% — только по идейным побуждениям. Легион в целом он рассматривает так: 75% пришли в пего по семейным причинам (проще говоря, для них это был «побег на войну»); 25% записались по ряду неясных причин, которые они сами себе не могли объяснить^{104}.

Один из командиров I батальона, майор Жан Ксавье Симони, который был очень критичен по отношению к своим подчиненным, в 1943 г. писал, что большая часть бойцов его батальона рассматривает свое пребывание в России как возможность питаться лучше, чем во Франции, и иногда расслабляться в обществе женщин и водки^{105}.

Несомненно, подобный критический подход, пусть и высказанный офицерами самого легиона, не всегда и не во веем соответствовал реальности. Скорее всего, как всегда в жизни, существовало все вместе и сразу: как политические, так и прозаические (финансовые, личные, семейные и другие) причины, сподвигшие французов записаться в ЛФД.

Политика, несомненно, имела место в ряду мотивационных моментов французских легионеров. Так, согласно одному источнику, 30% не имели никакой политической привязанности, но в целом одобряли политику Петэна; 20% были активистами НФП; 20% были активистами СРД; 5% были «франсистами»; 5% были членами ННО или другой политической партии; 5% были профессиональными солдатами; оставшиеся 15% вообще не имели политических убеждений^{106}.

15 сентября Гальдер вновь отмечал в своем дневнике: «Из французских добровольцев может быть скомплектовано не более двух батальонов. Хороший личный состав. Эти батальоны могут быть переброшены сюда не ранее ноября»^{107}.

В Дебице уже все было готово для приема французов: персонал лагеря составляли 213 офицеров и иных чинов германской армии, под командованием майора Ялмара Хам- мершмидта^{108}. 61 франкоговорящий немец был ответственен за непосредственную военную подготовку легионеров.

5 октября, в 10 часов утра, первые два батальона принесли присягу Адольфу Гитлеру, но не как рейхсканцлеру, а как «главнокомандующему Вермахта»^{109}. Немцы разъясняли, что это всего лишь обычная военная процедура присяги главе европейской армии, и что она не на всю жизнь, как у немцев, а лишь на время операций^{110}. Церемония началась с выступлений (слово держал Дорио), которые плавно перетекли в двойное богослужение, протестантское и католическое. Последнее проводил капеллан ЛФД, монсеньор Жан Майоль де Люпэ, который, как пишет историк Джексон, завершал воскресную мессу выкриком: