Французская няня - [27]
Глава шестая. Париж, январь 1832
1
Софи очень удивилась, когда в ту первую ночь на бульваре Капуцинов ее не послали спать наверх, в комнаты последнего этажа с Шарлоттой и другими служанками. По приказу Селин ей постелили на диване в проходной комнате перед детской. Софи было так грустно и тяжело, что при всей усталости она не могла заснуть. Она закрывала глаза и видела бледное лицо матери и ее сложенные на груди руки… При мысли о том, что она никогда больше не увидит маму, никогда не услышит ее голоса, девочка проваливалась в черную бездонную пропасть боли.
Софи лежала и прислушивалась к звукам, раздававшимся в доме: приглушенной драпировками игре на фортепьяно в зале, звону столовых приборов на кухне, смеху служанок. Она ощущала прикосновение мягкой простыни, легкое тепло шерстяного одеяла и думала: не сон ли это? Неужто ей и вправду можно остаться под этим гостеприимным кровом — или уже завтра она проснется замерзшая и голодная на койке дома призрения?
Захлопали двери, вдалеке послышался голос Туссена, который кому-то возражал. Потом голос Готтон, которая, смеясь, приказывала ему сию же минуту отправляться спать. Соланж на цыпочках прошла мимо дивана, прикрывая рукой огонек свечи, и ушла спать в комнату Адели.
Наступила тишина, а Софи все еще не могла уснуть. Она услышала шепот в соседнем коридоре. Месье Эдуар нежно прощался с Селин:
— До завтра, ангел мой! — И звук поцелуя. Мужские шаги по лестнице, звук открывшейся и закрывшейся двери, топот копыт по гравию.
«Он едет на праздник в богатый аристократический дом, где не принимают балерин», — попробовала угадать Софи, начитавшаяся дешевых романов. Она задумалась: страдает ли от этого Селин, чувствует ли себя униженной? Ей вспомнились гневные речи Пьера Донадье, друга ее отца: «Как это может быть, чтобы меньше чем за пятьдесят лет священные принципы равенства, свободы и братства, провозглашенные Великой революцией, были полностью забыты?»
Кто знает, где он сейчас, милая верная «обезьяна»… Неужели они никогда больше не встретятся? Неожиданно Софи поняла, что если Пьер Донадье вернется из-за границы и явится на улицу Маркаде, он не найдет никого, кто сказал бы ему, что сталось с дочерью его старого друга-«медведя». И привратница, и жильцы смогут только рассказать, что после смерти матери малютку Гравийон видели в последний раз на кладбище, а затем она исчезла.
При мысли, что она навеки потеряла возможность увидеться с единственным другом, который оставался у нее на земле, единственным, кто связывал ее с прошлым, Софи снова тихо заплакала. Она слышала, как пробило полночь, и уже начала засыпать, когда в комнате захныкала Адель.
Вспомнив, что она помощница горничной, Софи встрепенулась, села, спустила на пол босые ноги. Что нужно делать, чтобы не причинить неудобства хозяйке, которая спит через три комнаты? Пойти покачать малышку, взять ее на руки, успокоить? Или этим займется Соланж?
Пока она раздумывала, кто-то вошел с лампой — это была Селин Варанс в халате, с распущенными по плечам волосами, в легких туфельках на ногах.
— Не хочу будить Соланж. Она очень устала, — шепнула Селин, увидев, что Софи не спит. Она поставила лампу, вошла в детскую и через мгновение вернулась с крошкой, которая уже яростно сосала грудь.
— Пора мне решиться и отучить ее от этого ночного кормления, — вздохнула молодая мать, присев на край дивана рядом с Софи. — Эдуару приходится уезжать каждый вечер без меня. Мы привыкли везде ходить вместе: в театр, на маскарады, на ужин… А с тех пор как родилась Адель, я должна проводить вечера дома или возвращаться бегом, как Золушка. Эдуар с самого начала настаивал, чтобы я отправила ее выкармливать в деревню, как делают дамы высшего света. А я не хочу с нею расставаться. В ней вся моя жизнь, и если вдруг что-то случится…
Она вздрогнула и плотнее обернула малышку мягким одеяльцем, будто желая защитить. При этом взгляд ее упал на босые ноги Софи.
— А ты, воробушек, скорее под одеяло! Простудишься.
Софи послушалась. Только сейчас, в мирном свете масляной лампы, она наконец осмелилась задать вопрос, который вертелся на языке с самого утра:
— Почему вы сказали Туссену привезти меня сюда? Вы же не знаете меня. Вы даже не знали, что я существую. Почему вы решили мне помочь, оставить меня у себя?
Селин протянула руку и ласково похлопала ее ноги под одеялом.
— Это не мое решение, девочка, — сказала она. — Я просто выполняю наставление матери.
— Ваша мать знала моих родителей?..
— Нет, не думаю. Но все равно можешь благодарить Адриенну Варанс: это она спасла тебя от улицы и от дома призрения, хотя умерла два года тому назад.
Софи наморщила лоб, силясь понять. Селин продолжала:
— Может быть, Туссен, болтая невесть о чем, забыл рассказать тебе, что я — дитя сцены, я родилась и выросла за кулисами. Мои родители работали в театре, на отце лежала вся постановочная часть и машины, а мама была актрисой. Знаешь, она была знаменитой актрисой. Из самых далеких провинций приезжали, чтобы увидеть ее в роли Клеантис в «Острове рабов» Мариво или в роли Агнесы в «Школе жен» Мольера.
