Французская литературная сказка XVII – XVIII вв. - [102]

За нежной беседой принц не удержался и спросил прекрасную незнакомку, какой счастливый случай привел ее в этот лес. Он молил ее поведать, что случилось с родником и особенно — куда исчезла лягушка, которой он обязан своим счастьем и которой обещал принести прекрасную птицу; та, к слову сказать, по-прежнему спала. «Увы, сударь, лягушка ваша перед вами, — отвечала девушка с весьма смущенным видом. — История моя коротка. Я не знаю ни родителей своих, ни родины; знаю лишь, что зовут меня Серпентиной. Феи, что заботились обо мне с самого рождения, не пожелали, чтобы я когда-нибудь узнала о своем происхождении. Они ничего не жалели для моего воспитания, они были чересчур добры ко мне. Я всегда жила в одиночестве и, признаюсь, последние два года оно не было мне в тягость. У меня было зеркало, сударь…» Краска стыда помешала ей продолжать, но она тут же перескочила на другое: «Вам ведь известно, что феи требуют полного и безоговорочного повиновения; вчера они превратили этот домик в родник, о котором вы спрашиваете, а меня — в лягушку, наказав мне сказать первому, кто подойдет к роднику, то, что я вам сказала, слово в слово. Но, сударь, как же тяжко было мне, увидев вас, предстать вашему взору в столь безобразном обличье — ведь сердце мое переполняют воспоминания! Однако такова была жестокая необходимость и мне пришлось подчиниться. Когда я желала вам удачи, сударь, я думала не только о ваших интересах, но и своем обратном превращении: ведь оно могло состояться лишь при условии, что вы станете обладателем прекрасной птицы. А почему вы так хотите ею владеть, я не знаю». Тут Сапфир объяснил, что заботился о здоровье отца, и рассказал все то, о чем шла речь выше. От его рассказа Серпентина погрустнела, и в глазах ее заблестели слезинки. Сапфир ласково молил ее объяснить, в чем причина столь скорой перемены. «Ах, сударь, что вам известно обо мне, кроме наружности да нескольких поступков, о которых поведало зеркало; согласна, как бы ничтожны они ни были, по ним все же можно судить о сердечных чувствах; но происхождение мое мне неведомо, а вы, как я сейчас узнала, — королевский сын. Больше того, я вижу, что положение ваше отвечает вашим достоинствам; но что же будет со мной, несчастной?» Напрасно Сапфир спорил, напрасно говорил ей все слова, что подсказывает в подобных случаях великая любовь, — любезная Серпентина стояла на своем: «Сударь, я слишком люблю вас, чтобы связывать узами недостойного вас брака; участь моя жалка, но чувства неизменны. Если феи не расскажут о моем происхождении — признаться, до сих пор оно нисколько меня не занимало, — и не докажут, что по рождению я достойна вас, сударь, я никогда не соглашусь принять ваше предложение, каковы бы ни были мои чувства к вам».

Пока они таким образом беседовали — и скорого конца той беседе не предвиделось, — . вдруг появилась на колеснице слоновой кости одна из фей, а с нею женщина, очень красивая, хотя и в летах. В то же мгновение прекрасная птица проснулась и, усевшись Сапфиру на плечо, откуда ни за что не хотела улетать, стала осыпать его всеми доступными для птицы ласками. Фея сказала Серпентине, что довольна ею; затем, оказав Сапфиру всяческие знаки внимания, представила юношу его родственнице, тетке Аглантине, ибо женщина, которую она привезла с собою, и была вдова Диамантина.

После поцелуев и объятий фея коснулась волшебной палочкой своей двухместной колесницы и превратила ее в четырехместную; она и Аглантина сели в глубине, а Сапфир (по-прежнему с прекрасной птицей на плече) и Серпентина — на переднем сиденье. Фея послала одного из своих пажей известить свиту принца, что она может короткими переходами возвращаться во дворец Перидора и что прекрасная птица найдена. Оказав эту маленькую любезность, она подняла колесницу в воздух. Несмотря на быстрое путешествие, Сапфира и Серпентину одолевали мысли, рожденные и радостью свидания, и концом их разговора: ничто не сравнится по быстроте с мыслями влюбленных.

В этом расположении духа прибыли они во дворец Перидора; короля перенесли из комнаты в переднюю, где было больше воздуха; каждую минуту ждали, что он вот-вот скончается. Когда колесница еще только приближалась ко дворцу, прекрасная птица слетела с плеча Сапфира и, устремившись, сколько позволяли крылья, к больному королю, вернула ему здоровье: ведь Констанция — а то была она, и к ней вернулся прежний облик, коего не мог забыть ее дорогой Перидор, — всегда заботилась о здоровье супруга больше него самого. Она высказала ему и сыну, какое удовольствие испытала от новой встречи с ними, и одновременно заверила фею в самой пылкой и нежной своей признательности; чувства свои она изливала все разом, сумбурно, как и подобает в крайней радости и удивлении, — и в этот миг в воздухе показалась еще одна повозка. То была колесница другой феи (как вы помните, я с самого начала говорил, что их две), которая везла с собою Диамантина. В наказание он лишился семьи и пребывал взаперти в замке феи — меж четырех стульев и в полной неподвижности. Охваченный неведомой ему прежде страстью, в твердой решимости хранить верность супруге, он нашел Аглантину прекраснее, чем когда-либо; примирение их было самым нежным и искренним.