Французская империя и республика - [100]
Французская сторона конфликта также не была однородной. Официальная позиция властей Четвертой республики, как здесь уже отмечалось, была сконцентрирована в трех словах «Алжир — это Франция». И следуя ей, правительство примет все меры, чтобы покончить с беспорядками и наказать мятежников. Решению алжирской проблемы были посвящены парламентские дебаты, проходившие в Бурбонском дворце 12 ноября 1954 года. Вот что писал о них П. П. Черкасов: «Представители правительства твердо и недвусмысленно заявили о решимости подавить вооруженное восстание в Алжире. Одновременно было подчеркнуто, что речь идет исключительно о «внутреннем конфликте», что означало недопущение какого-либо международного вмешательства или посредничества в алжирском вопросе. «Не может быть колебаний, — заявил П. Мендес-Франс, — когда речь идет о защите внутреннего мира нации, единства и целостности республики. Алжирские департаменты являются частью Французской республики. Они уже давно самым бесспорным образом французские… Отторжение их от метрополии немыслимо. Это должно быть ясно раз и навсегда как в метрополии, так и за границей… Некоторые депутаты сравнивают французскую политику в Алжире и Тунисе.
Я утверждаю, что нет ничего более ошибочного и более угрожающего, чем это сравнение». Ему вторил министр внутренних дел: «Единственные возможные переговоры — это война…
Алжир — это Франция».
Эту позицию официальной власти поддерживала только часть населения страны. Были у французского общества и другие, совершенно противоположные мнения. В результате внутри республики сложилась весьма сложная ситуация. Наиболее точно она была охарактеризована парижским кардиналом Фельтэном: «Наша страна расколота надвое. Алжирские события пробили трагическую брешь в нашем национальном сообществе». Что же и кто обусловили этот раскол? «Начнись подобное восстание в Алжире в 1881–1914 гг., — пишет А. Б. Широкорад, — вся Франция поднялась бы против мятежников. Совсем иная ситуация сложилась в метрополии во второй половине 1950-х. В стране с 1945 г. были крайне сильны коммунисты и левые социалисты, а также пацифистские движения всех мастей… Левые во Франции верили в то, что в Алжире ФНО борется не только за независимость Алжира, но и за свободу, равенство и братство и даже за социализм. Соответственно, победа ФНО, по мнению левых, должна была ослабить французское правительство и привести левых к власти. Кроме того, среди французов метрополии широкое распространение получили взгляды минористов — сторонников «маленькой европейской Франции», своеобразных «уменьшителей», заявлявших, что Франции лучше самой избавиться от колоний, чтобы не кормить быстрорастущее цветное население. Поэтому «уменьшители» также рьяно выступали против войны в Алжире».
В то, что алжирцы хотели построить в своей стране социализм или, не приведи Господь, коммунизм, поверили даже в руководстве Франции. Поверили и… не на шутку испугались. Вот что писал по этому поводу А. В. Богданов: «Французские спецслужбы безусловно получали информацию о назревающих событиях. Подобные проявления не могли не волновать как руководство французской разведки, так и непосредственно французского правительства. В рамках французской военной доктрины борьба с антиколониальными проявлениями в Алжире и Индокитае рассматривалась как ключевой момент в создании барьера для распространения мирового коммунистического движения. Кроме того, Франция, равно как и остальные страны Запада, всерьез опасалась усиления советского присутствия в Африке». А вот еще одна выдержка из его книги на ту же тему: «…французские власти после нападения поверили, что „Фронт национального освобождения” является просоветски ориентированной организацией, которая стремится к установлению на территории Алжира коммунистического режима. Это убеждение оказалось подкреплено тем, что борцы за национальную независимость принялись за создание караванных путей, которые, проходя через алжирскую границу, служили для доставки оружия и боеприпасов. Эти тайные тропы очень походили на знаменитую „Тропу Хо Ши Мина” во Вьетнаме». Сам историк в эту версию не верил и считал, что: «На самом деле, лидеры „Фронта” вовсе не стремились к установлению в Алжире социалистического строя, оставаясь стопроцентными мусульманами. Их идеалом государственного устройства оставалась исламская правовая база». Такого же мнения придерживался и Р. Тиса, который характеризовал стремления алжирских лидеров так: «Часть их видела своим идеалом исламскую республику, другие говорили о социализме, но в расплывчатых терминах, и в целом откладывали разработку социальной программы до выполнения главной задачи — завоевания независимости. На тайной конференции повстанческих командиров и лидеров ФНО в долине Суммам (Кабилии), состоявшейся в августе-сентябре 1956 года, была принята Суммамская платформа, в которой подчеркивалась необходимость аграрной реформы при сохранении частной собственности на землю».
Тем не менее будущее показало, что опасения французских властей были не беспочвенны. После получения Алжиром независимости и избрания Ахмеда бен Беллы его президентом идеологией алжирского руководства стал «бенбеллизм». Что он из себя представлял, видно из характеристики, данной историком Е. М. Богучарским: «Это был «самоуправленческий социализм», ориентировавшийся на югославскую модель, проповедуемую Тито после его разрыва с Москвой. Характерно, что эта ориентация проявлялась и во внешней политике Алжира. На международной арене Бен Белла выступал вместе с Тито, Насером, Кастро, стал одним из лидеров движения неприсоединения. «Алжирский социализм» Бен Беллы сочетался с идеологией панарабизма насеровского типа, а также с исламом, в котором Бен Белла видел защиту интересов бедных против богатых. В Алжире фактически была установлена революционно-демократическая диктатура по образцу Кубы и Югославии».
