Француженки не любят сказки - [9]

У нее все сильнее разгорались глаза, устремленные то на его лицо, то на руки.

– Как заманчиво это звучит. – Она проговорила это так, словно ее язык уже смаковал шоколад и карамель со вкусом лайма.

Доминик почувствовал, как в нем борются страсть и тепло; они смешивались, образуя волнующий сплав, до сего момента ему незнакомый. Возможно, обычный для многих людей, наподобие шоколада с ванилью, вот только он почувствовал такое впервые.

– Вы должны хотя бы попробовать еще и вот это. – Он взял квадратик с золотым рисунком, слегка напоминающим море пшеницы, колышущейся под ветром. – Ганаш и…

Она растерянно заморгала, и он сообразил, что второе слово ей незнакомо. Несмотря на почти нулевой английский, он давно научился описывать свой шоколад бесчисленным клиентам-туристам.

– Овес.

От восторга она громко расхохоталась.

– Ганаш… с овсом? Да. Я определенно хочу это попробовать.

После ее смеха он, можно сказать, растаял и растекся лужицей за прилавком. Пришлось ему лепить себя заново. Он очень надеялся, что она ничего не заметила, и усмехнулся ей.

Подобно зеркалу, она вся засверкала, зажглась в ответ на эту усмешку. Все эти дни она сидела в его салоне, погруженная в себя, незаметная. И вот теперь он пробудил ее.

Триумф бурлил в его душе, пенился.

– И этот вот шоколад. – Он показал на новую плитку. – Очень темный. С ним нельзя торопиться. Если откусить кусочек, вы не почувствуете сладости. Нужно дождаться, когда он растает у вас на языке, дождаться послевкусия, и только тогда постепенно во рту станет слаще и слаще.

Ее губы слегка приоткрылись. Ее взгляд медленно поднялся по его телу, впился в лицо, задержался на губах. Вернулся к его глазам, словно ей хотелось понять, кто он такой. Но только это трудно. Его глаза были почти черные и совсем не такие, как ее глаза – чистые, мерцающие, с расширенными зрачками.

Йессс! Победа! От радости ему захотелось стукнуть кулаком по ладони.

Тише, Доминик. Тихо, тихо, тихо. Но он все равно весь сиял, рассказывая о своих творениях; да и она зажигалась с каждой новой шоколадкой, жаждала каждую попробовать. Он тут же предложил ей отведать там, на месте, одну из более спорных, сославшись на то, что ему интересно узнать ее мнение. Она смутилась и стала что-то ему возражать, лепеча, но он, довольный и счастливый, настоял на своем. Она взяла лакомство из его пальцев, а он не мог решить, то ли ему радоваться перчатке, скрывавшей его огромные руки, то ли огорчиться, ведь он не мог ощутить мимолетное прикосновение к ее коже.

Почувствовав необычный вкус, она широко раскрыла глаза и тут же закрыла, чтобы лучше сосредоточиться и получить максимум удовольствия.

– Это походит на увлекательное приключение. Только оно происходит не где-то, а у тебя во рту. Целый мир внутри тебя, а ты сидишь сама в тепле и покое. – При словах «в тепле и покое» она повела рукой, и ее рука показала на весь салон и, как бы совсем случайно, на него, Доминика. Да, его салон был элегантным местом, но пока еще никто и никогда не ассоциировал с персоной его хозяина тепло и безопасность!

Хм, приключение во рту – что ж, он может его обеспечить.

– Вот, попробуйте еще. – И он сунул плитку ей в руку. – Нет-нет, непременно попробуйте.

Она вся зарделась, и ее веснушки почти исчезли. Но тут же улыбнулась опять и взяла шоколадку. Ее энтузиазм или, может быть, даже смущение побудили его оставить эту среднюю коробку и выдвинуть самую большую, наполненную доверху. Но он немедленно спохватился. В его интересах, чтобы запасы у нее поскорее закончились, и она вернулась бы к нему за следующей порцией.

В коробке, поначалу казавшейся такой необъятной, места уже не осталось. Доминик нарочито долго играл с последней пустой металлической ячейкой; дразня клиентку, он перечислял различные вкусовые оттенки, чтобы она выбрала парочку шоколадок, которые еще могли уместиться в коробке. Но постепенно игра закончилась.

Он аккуратно и точно уложил последние шоколадки и посмотрел ей в лицо, пытаясь оценить момент. Может быть, пора перейти в атаку? Пригласить ее куда-нибудь? Но если она откажется, если это вызовет ее недовольство, он больше никогда ее не увидит!

Гораздо проще договариваться с женщиной, если тебе наплевать, увидишь ты ее снова или нет. Куда делись его уверенность и напор? Неужели он просто-напросто испугался, как новичок в вечной игре между женщиной и мужчиной, впал в ступор? На этот раз ему было что терять.

Но почему он решил, что ему есть что терять? Он даже не знал ее имени.

А у нее горели глаза, на щеках начинал полыхать румянец, когда Доминик дольше обычного задерживал на ней взгляд. Казалось, она не на шутку заинтригована. Но он с ней пока еще даже не флиртовал, во всяком случае, его действия нельзя было со всею определенностью назвать флиртом. Все это время его поведение укладывалось в рамки, приемлемые для общения шоколатье с клиентом, если вспомнить о его профессии… ну, разве что в них можно было разглядеть несколько больше страсти, однако речь шла о творчестве…

– Вы должны прийти к нам завтра же утром, – проговорил он наконец. – Тогда вы мне наиболее точно скажете, понравилась ли вам моя продукция.