Француженки не играют по правилам - [67]

После такого заявления она не могла не поднять на него своих глаз. Эйфелева башня уже не мерцала, и звезды из его темных волос уползли обратно в небо. Эти звезды шли ему, они были симпатичны, милы, соблазнительны. Но теперь, без них, с черными как смоль волосами, он был и вовсе неотразим.

Впрочем, то, что он сказал, не было правдой. Однажды она простояла в его кухнях целый час, наблюдая за ним, и это он ни разу не взглянул на нее.

Он перевернул ее руку, и его пальцы погладили то место, где билась жилка.

– Почему ты боишься меня? Вот главный вопрос.

Она попыталась вытащить руку. Он легонько сжал ее, будто желая что-то напомнить. Ах да, критик. Черт побери, она не может сделать этого. Она чувствует, что погружается во тьму и не сможет вернуться из нее.

– Если потому, что я причинил тебе боль, то прости меня. – Он нежно погладил пальцем самую чувствительную точку на запястье, что отозвалось в половине эрогенных зон ее тела. – Я не понимал, что мог сделать тебе больно.

Разве нельзя показать критику, что она уважает Люка, без такого количества прикосновений? Но если она выдернет руку, то это, несомненно, будет выглядеть ужасно. К тому же по ее телу все время пробегает дрожь, и совсем не остается сил…

Она склонила голову и всего на секунду закрыла глаза, укрываясь в полной тьме. Саммер очень сильно захотелось, чтобы Люк баловал ее.

– Так я причинил тебе боль, Саммер? – спросил он очень мягко.

Он полностью накрыл ее руку, и та оказалась в своей собственной пещере. Саммер отдала бы что угодно, лишь бы Люк укрыл ее всю собой, как сводами пещеры! Что, если она перестанет сопротивляться ему?

– Думаю, не стоит этого делать. – Саммер заставила себя открыть глаза и посмотреть на него. – Думаю, мое представление о том, насколько тесный контакт нам нужен, лучше твоего.

Горечь вспыхнула в его глазах, но он быстро скрыл ее.

– Спасибо, что согласилась на эту встречу. Мне кажется, ты и представления не имеешь о том ущербе, который может нанести волна плохих слухов. Я и вправду ценю твою готовность к… к притворству.

То есть она не может просто встать из-за стола, чтобы спастись. Она посмотрела на его руку, лежащую на ее собственной, и почувствовала себя обреченной.

– Так что же заставило тебя пожалеть, что ты осталась на острове? – Он опять поддразнивал ее, но вернулся к этой теме отнюдь не случайно, как не случайно он выбирал причудливую сахарную завитушку для украшения десерта. – Упала с кокосовой пальмы? Сломала руку? – Он провел рукой по ее предплечью и обратно, потом повернул его, выискивая шрамы.

Саммер посмотрела на свою руку так, будто его пальцы оставили на ней след, и молча покачала головой.

– Порезала ногу о коралл? Тебя укусила акула?

– Акулы там слишком маленькие, чтобы…

Он нежно потряс ее руку.

– Знаю. А я никогда не говорил тебе, что моя мать родилась на Таити? Когда я был намного моложе, мне захотелось почитать про острова и представить, что я попал туда.

С таким же успехом он мог сказать ей, что мечтал попасть на Плутон[109]. Впрочем, это казалось ему даже более вероятным. Темная, отдаленная планета.

– Почему же ты туда не попал?

Она видела, сколько ему платят. Конечно же, он мог позволить себе поездить по миру.

Люк пожал плечом:

– Я был занят.

Конечно. Слишком занят тем, что стремился осуществить чересчур много замечательных вещей, и на отпуск не было времени.

– А вот моя мать сбежала к себе, на Таити, через несколько месяцев после моего рождения, вместо того чтобы стойко переносить все сложности жизни со мной в Париже, поэтому, должен признать, мое отношение к островам было… сложным, – добавил он через мгновение совершенно спокойным голосом.

Саммер была потрясена. Только что он обнажил перед ней часть своей души и подарил ее ей, что должно было быть чертовски больно. Но она не могла быть полностью уверена в его боли, потому что он держал под контролем выражение своего лица. Саммер даже о погоде говорила с гораздо большей страстью.

– Почему она не взяла тебя с собой?

Она заметила, что сдерживаться ему стало трудней.

– Не имею понятия. – Люк выпустил руку Саммер и взял серебряную вилку, когда официант поставил перед ним морского ежа, наполненного муссом. – Я подумал, что тебе понравятся дары моря. Это одно из лучших блюд Гюго.

– Я бы взяла тебя с собой, – неожиданно для самой себя сказала Саммер.

Она могла представить, как взяла бы с собой впечатлительного темноволосого мальчика, своего сына. Он бы висел вверх тормашками на манговом дереве и улыбался ей.

Еще она могла представить, как взяла бы с собой темноволосого пылкого мужчину в качестве своего возлюбленного. Он бы качался в гамаке и тоже улыбался ей.

Но никак не могла представить, что смогла бы бросить ребенка или возлюбленного.

Его вилка замерла в воздухе… и он положил ее рядом с тарелкой, так и не дотронувшись до еды. Что-то нарастало в нем, когда он посмотрел на Саммер, поднимало давление, будто в котле, который вот-вот взорвется.

Что-то необузданное и очень, очень темное.

– Боже мой, – тихо произнес он. – Так вот откуда взялась эта яхта.

Лицо Саммер стало малиновым, и она уставилась в свою тарелку.