Француженка. Секреты неотразимого стиля - [49]
Я была в Митпэкинге за несколько лет до открытия магазина. Бернар решил сделать мне сюрприз и привел меня на Гудзон-стрит, 675. Было 25 ноября, канун Дня святой Екатерины. Во Франции в этот день незамужние женщины надевают причудливые шляпы и молят Бога послать им мужа. О чем молиться, зависит от вашего возраста. Если вам меньше двадцати пяти, вы просите доброго, красивого и богатого мужа. Если вам больше тридцати, вы молитесь так: «Пошли мне хотя бы кого-нибудь, а я сама разберусь». Нам было по тридцать лет, мы уже были вместе, поэтому к празднику относились с иронией. Я надела чистый ослепительно-белый наряд.
Когда мы вышли из дома, Бернар сказал: «Я сейчас отвезу тебя в такое место, которое ты запомнишь навсегда». Его слова меня заинтриговали. Мы заказали такси, поехали в самый конец Вест-Сайда и вышли возле мрачного полуразрушенного и очень грязного здания. Спустились по узким лесенкам в тускло освещенную комнату, где был бар, столы… и обнаженные мужчины, прикованные к каменным стенам. Доминатрикс в черных кожаных корсетах с готическим макияжем шелкали хлыстами, и их рабы целовали острые кончики высоких сапог на шпильках. Мужчины были закованы в цепи, заперты в клетки, на каждого был надет ошейник. Посетители разбивались на пары и уходили подальше от чужих глаз – в приватные комнаты, где наверняка нарушали правила заведения: никакого орального секса и полового акта. Вот так я и оказалась впервые в Митпэкинге, угрюмом царстве связанных тел, хлыстов, цепей, кожи, – и это при том, что сама я была одета как Белоснежка и находилась в самом центре Нью-Йорка!
Заведение называлось The Vault («Склеп»), и это был известный садомазохистский клуб. Бернар был прав: эту ночь я запомнила на всю жизнь. Угрюмый район с тех пор ассоциировался у меня с захватывающей, жуткой и грубой стороной города.
Я долго присматривалась к этому району и как-то раз обратила внимание на дом по адресу Гудзон-стрит, 652, рядом с тем самым The Vault. Кирпичная кладка начала осыпаться, тротуар перед магазином пришел в негодность, но я была уверена, что у этого места есть душа и история. Мне многие говорили: «Там нельзя открывать магазин! У тебя ничего не получится!» Разумеется, мы решили подписать контракт на десятилетнюю аренду.
Нью-Йорк очень сильный город, его жажда и радость жизни способны осветить самые темные и странные его уголки, куда рискнет заглянуть не всякий житель. Наш бутик на Гудзон-стрит, как и все остальные, проектировал мой талантливый друг Кристоф Пилле, и интерьер больше похож на поэтическую инсталляцию со множеством зеркал и замысловатых линий, чем на модный магазин. Люстра «летний дождь» (ее тоже придумал Кристоф) из восьмисот капель муранского стекла осветила тревожную темноту этого района. Примерно в это же время здесь начали открываться знаменитые рестораны вроде Pastis, и сюда сразу потянулся самый разный люд и ресторанные критики. Был разработан проект парка High Line. Складские помещения переделали под прохладные офисные для технологических компаний. Очень скоро Митпэкинг превратился в динамичный квартал. Сегодня это коммерческий центр города.
А если бы мы слушали тех, кто говорил: «Вы с ума сошли!» – то до сих пор бы искали идеальное место под магазин. Не надо стремиться к совершенству, иначе вы всю жизнь проведете в поисках места для магазина, ожидании своего мужчины и возможности жить полной жизнью. Доверяйте интуиции и слушайте сердце.
Катание на лыжах
Я еще ходить толком не умела, а родители уже поставили меня на лыжи. Кататься на лыжах чуть ли не с младенчества умеют все дети, выросшие у подножья Французских Альп, но не все умеют делать это хорошо. Иметь возможность – важно, но, чтобы преуспеть в этом, вы должны развивать в себе авантюризм и бесстрашие. Я была одной из тех, кто не боится рисковать, и рано поняла, что такое спортивный азарт. Я никогда не боялась упасть. Если вы вовремя не остановитесь, то наглотаетесь снега, но это вас чему-то научит. Встанете и снова упадете, но это и есть рост, это и есть жизнь.
Лыжи для меня – это прежде всего скорость, адреналин придает мне уверенности. Поднявшись на вершину, я окидываю взглядом склон и тут же кидаюсь вниз, отдавшись чистой радости этого момента.
Когда вы приближаетесь к могулу, небольшому каменному холмику на склоне, вы должны перенести вес тела на одну сторону, чтобы объехать его, и поставить лыжи на ребро. С землей в этот момент вас связывает только тонкий и острый, как бритва, край лыжи. Скорость большая, одно неверное движение – и случится авария, и мысль об этом похожа на саму жизнь. Жизнь на грани – настоящее наслаждение. Когда я катаюсь на лыжах, я задерживаю дыхание, делая быстрые крутые повороты и преодолевая могулы, пока не почувствую, что вырвалась из обычной жизни и вошла в холодный мир тишины, бесконечного риска и награды за этот риск.
Я агрессивна на склоне, но это не значит, что теряю женственность. Даже на скорости тридцать миль в час я катаюсь как женщина и грациозно изгибаюсь, вписываясь в поворот. Лыжи – мой танец с горой. Самый волнующий момент в танго – когда партнер прижимает тебя к себе. Вас могут опрокинуть назад, или закружить, или швырнуть в лицо пригоршню снега – и сердце ваше подпрыгнет к горлу, а ноги задрожат. Я ухожу от лыжни, проложенной другими, ищу самые сложные места, нетронутые лужайки, неубранные участки, чтобы самой прокладывать тропы мимо сосен. Если женщина осмеливается скользить по краю собственного страха, она уверена в себе и лучезарна. Румянец на щеках после катания на лыжах на самом деле приходит изнутри.
