Француженка по соседству - [73]

– И как она тебе, судя по голосу? – Я ставлю на пол сумку и начинаю надевать пальто.

– Трудно сказать. Думаю, приятного мало.

Из ванной комнаты доносятся звуки очередного приступа рвоты. Мои глаза понемногу привыкают к полумраку. Тусклого света достаточно, чтобы я различила на лице Тома смесь отвращения и сочувствия.

– Господи, представляю, каково ему будет завтра.

– Кто была та девушка, Том? – спрашиваю я.

Он прекрасно знает, о чем я. И даже не пытается увиливать. Лишь устало качает головой:

– Какая разница.

Огромная!

– Это Лара? – Мы говорим вполголоса. Полумрак обволакивает нас, обнимает, утешает. Он как одеяло, под которым можно произнести то, что язык никогда не повернется сказать при дневном свете.

– Что? Нет, не Лара. – Я знаю, что он смотрит на меня. Я чувствую на себе его взгляд, хотя могу смутно различить лишь белки его глаз. Мне кажется, что он стоит, наклонив голову. Но возможно, я лишь проецирую его привычки на этот холст темноты. – С чего ты это взяла? Тогда, во Франции, это было несерьезно. И ничего не значило для нас обоих.

Значит, не Лара. Не только не Лара, но, похоже, никогда не Лара. Я откладываю этот факт в ментальную папочку для будущего анализа.

– Так все-таки, кто это? – упрямо спрашиваю я. Не отступлюсь, пока не узнаю правды.

Том отвечает не сразу. Замер неподвижно, отчего кажется, будто он стоя спит.

– Сама знаешь, – произносит он в конце концов едва различимым шепотом.

Да. Теперь знаю. Есть в этом некая неизбежность, постоянство, даже если раньше я этого не знала. Я чувствую в горле комок.

– Теперь знаю, – шепчу я. – Но раньше не знала.

Внутри меня копится то, чего мне всегда жутко хотелось, то, на что я надеялась и в чем боялась признаться самой себе. Они рвутся наружу, их давление нарастает – того гляди, я вот-вот взорвусь.

Том протягивает руку. Я чувствую на щеке легкое прикосновение его пальцев. Ловлю себя на том, что мне страшно сделать даже вдох.

– Извини, я был последним дерьмом. Просто той ночью был момент, когда я подумал, что наконец получил все, о чем всегда мечтал. А потом… о себе напомнила реальность. – Он опускает руку и отворачивается. Зато у меня в животе затягивается тугой узел. Я знаю без тени сомнения, что мне придется снова захлопнуться словно ракушке, подавить в себе все, что в эти мгновения рвется наружу. – И я был страшно зол – главным образом на самого себя – за то, что допустил это, поставил себя в такое положение. Ведь я знал, как нужно поступить. Можешь говорить все, что угодно, можешь притворяться, сколько тебе захочется, но я вижу это в тебе, вижу сегодня и видел всегда. Для тебя существовал только Себ. Ты никогда даже не замечала меня. И я всегда буду это помнить.

Он все понял превратно – точно так же, как и я тоже многое понимала превратно.

– Неправда, – протестую я и даже повышаю голос: – Это несправедливо, это нечестно…

Но Том этого даже не замечает и продолжает говорить – вкрадчиво, проникновенно:

– Когда все это закончится, когда Модан все закончит, я намерен вернуться в Бостон…

В ванной комнате раздается грохот. Похоже, что Себ там что-то обрушил. Судя по металлическим реверберациям – радиатор.

– Черт… Извини, Кейт, тебе лучше уйти, – бросает Том через плечо и, шагнув к двери ванной, распахивает ее. В желтом свете, который моментально выскакивает оттуда, мне на миг видно его лицо. Оно хмурое, у рта залегли суровые складки. – Черт! – повторяет он, после чего исчезает внутри и резко захлопывает за собой дверь. Я остаюсь в коридоре одна.

Пару мгновений стою, не зная, что мне делать. Я готова помочь разрулить катастрофу, которая сейчас происходит, но затем понимаю: дело не в этом. Том не хочет видеть меня здесь, и это вежливый способ избавиться от моего присутствия. Я пару мгновений колеблюсь, затем делаю судорожный вдох, беру с пола сумочку и тихо выхожу из квартиры.

В такси по дороге домой я пытаюсь воспроизвести в памяти ту ночь, когда мы штурмом брали Линакр. Ночь, когда я познакомилась с Себом, а также с Томом. Я думаю о том, как Том потащил с собой Себа, лелея свои тайные планы познакомиться с девушкой – как выяснилось, со мной. Интересно, а где он мог видеть меня раньше? Думаю, этого мне никогда не узнать. Меня неотвязно преследует мысль, насколько бы все было иначе, если б я, спрыгнув со стены, снова повернулась к юноше с таким замечательным выдающимся носом. Впрочем, я тотчас гоню ее от себя, чтобы не разреветься. Затем, непонятно откуда, в моей голове всплывают слова Тома, сказанные им когда-то давно. Себ любит одерживать победы. Я соотношу их с хитрым выражением на лице Себа. Да, кто была та девушка? Ты так ни разу мне и не сказал. Меня тотчас охватывает такая дикая ярость, что я готова зайтись в крике.

Я понимаю: моя жизнь летит вверх тормашками. Как жаль, что отца больше нет в живых… Увы, его нет, зато вот она я, еду в такси по пустынным лондонским улицам. И я возвращаюсь домой в пустую квартиру – действительно пустую, потому что Северин нигде не видно, – и, не раздеваясь, заползаю в постель, чтобы забыться во сне.

* * *

Когда я росла, моя мать обычно говорила, что утро вечера мудренее. Но я всегда была папиной дочкой, ему же был чужд этот слепой оптимизм. Утром я по-прежнему нахожусь под подозрением в убийстве, и моя личная жизнь представляет собой все тот же бардак. И самое главное, я так и не выяснила, что же такого видел Том.