Француженка по соседству - [28]

Я представляю Себа, вернее, мой любимый его образ: в джинсах, но с голой грудью – словно с рекламы джинсов «Ливайс». Как же он красив! Насколько полон жизненной силы! У меня перехватывает дыхание. Я любуюсь им и одновременно думаю о скоротечности этой красоты. О нашей смертности.

Между тем Том задумчиво продолжает:

– Каро тоже видела его, если не ошибаюсь, пару раз. Надо спросить у нее, что она думает.

Ага, Каро видела его пару раз… Северин в упор смотрит на меня, в уголках ее рта затаилась усмешка. Я думаю, что бы такого сказать, потому что должна как-то на это отреагировать.

– То есть ты еще не успел показать ему свою новую шикарную тачку? – уточняю я. Том улыбается и качает головой. – Он явно позавидует тебе.

– Не вижу причин, – говорит Лара; она все еще возится с бутылкой. – Вряд ли он купил бы себе такую. Для этого ему не хватает оригинальности.

Я смотрю на Тома: мое удивление отражается и на его лице. Мы оба молчим. Лара поднимает голову:

– Разве я не права? Он привык следовать моде, а не диктовать ее.

– Это не совсем справедливо… – начинает Том, но останавливается.

Я по-прежнему смотрю на Лару. Она права: это совершенно справедливо, просто я сама ни разу не задумывалась об этом. Лара девушка умная, этого у нее не отнять. Иное дело, что обычно она не проявляет склонности к психо-анализу.

– Откуда в тебе такая проницательность? – бормочу я.

Она опускает голову и принимается рвать на клочки салфетку. В моей голове тотчас раздается пронзительный сигнал тревоги, который эхом отдается в животе.

– Ты снова перемывала нам косточки? – спрашиваю я.

Лара поворачивает голову и одаривает меня сердитым взглядом. Я внутренне морщусь, однако тотчас вспоминаю, что мы с ней здесь не одни. Увы, я опоздала. Том уже выпрямился и навострил уши.

– В чем дело? – спрашивает он, видя, что мы продолжаем молча сверлить друг дружку глазами.

Впрочем, через пару секунд Лара уступает и закатывает глаза.

– Давай, выкладывай, – говорит она и вновь берется терзать салфетку.

Я поворачиваюсь к Тому. Слова даются мне нелегко, но я стараюсь подыскать самые верные.

– Лара… завязала дружбу с нашим любимым французским детективом.

Том и так уже сидит как вкопанный. Но после моих слов кажется, будто даже кровь остановилась в его жилах.

– Понятно, – говорит он спустя мгновение. Лицо каменное, голос лишен всяких эмоций.

– Ничего тебе не понятно. – Лара внезапно на грани слез. – Между нами ничего не было и ничего не будет, пока не закончится это гребаное расследование, а теперь и еще дольше… – Она внезапно умолкает, затем скатывает салфетку в шарик и, отказываясь смотреть на нас с Томом, отталкивает ее от себя.

– А почему теперь еще дольше? – с тревогой спрашиваю я. Она не отвечает. – Лара, почему? – требовательно повторяю я свой вопрос.

Она качает головой. Впрочем, это по-прежнему Лара, жизнерадостная особа, не умеющая хранить секреты – ни от нас, ни от Модана.

– Потому что они разговаривали с братом, – убитым голосом говорит она. – В смысле, с братом того строителя. Он сказал, что засыпал колодец в субботу. В день нашего отъезда.

– Но… – Я резко умолкаю. Наконец появилась официантка с давно заказанными пиццами и ставит их перед нами.

Я хмуро смотрю на Тома. Его лицо ничего не выражает; он как будто опустил жалюзи. Наверное, затем, чтобы я не видела, как он воспринял новость про Лару и Модана. Мне же почему-то кажется, что известие про колодец его не удивило. По большому счету, он вообще ни разу не удивился с той минуты, когда впервые позвонил мне.

– Но… – повторяю я и снова умолкаю; это Том обрывает меня едва заметным движением головы. Он нарочно смотрит на Лару. Та по-прежнему сидит, опустив голову, однако видно, что она уже овладела собой. Красные пятна на ее щеках постепенно бледнеют. Затем Том смотрит на меня и вновь едва заметно качает головой. Мне понятно, что это значит: только не в присутствии Лары.

Лара поднимает голову; ее фарфоровые голубые глаза полны тревоги.

– Зря я тебе сказала, – сокрушается она, глядя то на меня, то на Тома. – Пожалуйста, никому не говори, что это я тебе сказала.

– Лара, ведь это мы, – успокаиваю ее я. – Разумеется, мы никому не скажем.

Том кивает в знак согласия. Я же мысленно спрашиваю себя: кому мы можем сказать? И почему Модан стал бы возражать?

– Ну хорошо, – говорит она, слегка успокоившись. – Просто дело в том, что он слегка расстроен тем, что не может исключить нас из числа подозреваемых. Мы с ним планировали на следующих выходных встретиться в Париже, а теперь… – Лара смотрит на свою пиццу. Похоже, она вот-вот расплачется.

В какой-то момент на меня нисходит озарение: я вижу, что Ларе кажется, будто она потеряна. Не просто уик-энд во Франции, полный пьянящего предвкушения срывания одежд и бурного секса с новым партнером. Впечатление такое, будто для нее это был бы первый и последний уик-энд в ее жизни.

Я не помню, было ли у меня так с Себом. Помню лишь фазу срывания одежд. Но в наши дни никто не выходит замуж, учась в университете, да и сразу после его окончания. Мне всегда казалось, что мы играем в долгую игру. Во Франции я поняла: Себ вообще прекратил всякие игры.