Француз - [23]

В доме Глебова хотя и не собирались еще пировать, справляя свадьбу, но было среди смуты на Москве еще нечто, по времени будто не подходящее.

Молодые люди — капитан Александр Ковылин и княжна — своей повадкой, разговорами, взглядами и улыбками изменяли себе, давали повод подозревать и догадываться.

Действительно, с первого же раза, что офицер увидал молоденькую княжну, она страшно понравилась ему, но мысль о браке не могла ему прийти и в голову. Во-первых, он никогда не думал и не собирался жениться; во-вторых, он понимал, какое громадное расстояние между ним и княжной в смысле их общественного положения. Он — офицер без всяких средств, хотя и старинный дворянин; она же — богатейшая невеста Москвы и вдобавок внучка известного сподвижника суворовских подвигов.

Однако вскоре же Ковылин невольно заметил и даже убедился, что он мог бы надеяться, если бы полюбил Надю. Иван Ковылин, хотя и много моложе брата, был гораздо проницательнее и вообще умнее старшего брата, а между тем он ясно видел, как сам генерал и вся семья относятся к его брату. Наконец, он первый заметил и первый сказал брату, что, по его мнению, хорошенькая княжна серьезно увлеклась им и способна полюбить шибко.

И это было, конечно, правдой. Ковылин не мог не нравиться Наде, так как был, собственно, очень красив собой. Кроме того, в нем была какая-то особенная привлекательная кротость и сдержанность; наконец, он отлично пел и недурно играл на фортепиано. Что было еще важнее, его постоянно восхвалял и превозносил сам дедушка. Да и это еще не все!

Превознося капитана, называя его героем, он объяснял, что не в том сила, чтобы быть в десяти сражениях или хоть в двадцати, а вот как себя в одном сражении вести. И, постоянно расписывая разум, пригожество, благородство, воинскую отвагу молодого капитана, дедушка постоянно заглядывал в глаза Наде. И так странно, что она то краснела, то потуплялась. Ни разу ничего дедушка ей языком не сказал, а будто глазами говорил ей ежедневно, и все одно и то же, и все больше и больше. И она не воображала это, ей казалось даже, что все также это заметили и скоро стали будто подражать дедушке.

Grande tante Анна Сергеевна стала заглядывать в лицо Наде еще яснее, красноречивее. Княгиня уже раза два сказала дочери, что Ковылин мог бы быть ей парой. Один князь Черемзинский ничего не говорил и раз только на объяснение княгини отозвался:

— Ну, нет! Это было бы уж слишком. Я для Нади всегда мечтал о блестящей партии. Кого-нибудь из петербургских придворных — вот что ей надо!

И вскоре после того, что Ковылины переехали в дом именитого генерала, уже произошло то, что должно бы случиться только через месяца три-четыре. Сергей Сергеевич вдруг громко при всех, но, конечно, в отсутствие братьев Ковылиных объяснил, что он давно, а может быть, и никогда не встречал такого молодого человека, как капитан, и что он был бы счастлив, если бы Надя собралась замуж за него.

По всей вероятности, смутные дни на Руси, близость неприятеля и страшная тревога по всей Москве заставили людей мыслить и чувствовать быстрее, да и действовать решительнее. Однако после этого заявления Глебова на другой же день поневоле пришлось перестать думать о житейских делах вообще и о радостной для всех взаимной любви молодых людей.

XIII

Москва поднялась на ноги.

«Бежать! Спасаться!» — вот что слышалось теперь повсюду — во всех семьях, во всех домах.

Главнокомандующий Москвы продолжал прокламациями к обывателям убеждать всех быть спокойными и утверждать, что Москва никогда не достанется в руки Наполеону.

Но теперь уже все изверились, и общий голос, общее мнение были таковы, что если француз и в самом деле не вторгнется в Белокаменную, то он все-таки очутится у самых застав; поэтому лучше скорее убраться подобру-поздорову.

И сразу, как по данному сигналу, пол-Москвы потеряло голову и начало тотчас укладываться и уезжать. Всякий день видны были длинные вереницы возов, нагруженных всяким добром, и всякие экипажи, где находились господа дворяне с пожитками, и разные тарантасы и тележки, где теснились дворовые люди. Тянулись уже целые поезда к разным заставам столицы. Наконец, повсюду, где не было еще сборов к отъезду, была уборка всякого домашнего имущества. Кто-то выдумал, и все сразу стали подражать. Повсюду, где были дворы и сады, копали огромные ямы и, наколачивая их битком всякими сундуками и ящиками, зарывали добро в землю.

XIV

Однажды, когда Тихоновы всей семьей, даже Анна с детьми, были в гостях у Хреновых, Софья по совету сестры решила объясниться с самим Макаром Тихоновичем прямо и откровенно. Когда после угощения все вышли прогуляться в большой сад за фабрикой дяди Хренова, Софья отдалилась вместе с Макаром и, гуляя, увела его в маленькую беседку в углу сада.

Скромный и тихий Макар в этот день был, казалось, более чем когда-либо влюблен в свою невесту и поэтому был как-то еще тише. Он только взглядывал на девушку и мало разговаривал.

Когда они поднялись по лестнице на платформу беседки, которая была выстроена вроде небольшой башни, Макар невольно ахнул и оживился. Он не ожидал того, что представилось его глазам.