Фрактал. Четыре демона - [4]

Принцип мышления Легов прост — каждый должен сделать всё, что требуется для решения возникших проблем, как бы неподъёмны они не казались, не следует искать у других сочувствия и помощи, а ломать собственные пределы, взбираясь в гору с улыбкой и расправленной спиной.

Взрослея, Орталеон не отступал от общепринятого стереотипа идеального Асмодея, дабы не осквернять память об отце, предельно порядочном, благопристойном и благочестивом Леге, восстановившим клан после тысячелетнего упадка и вернувшим ему вес в совете старейшин, но оступившегося в конце своего пути — за день разрушив труд всей жизни и исчезнув.

Сейтлер тщательно проработал в себе каждую неугодную черту, обуздав их и избавив сознание от всех видов комплексов, однако истину не искоренить, можно притупить или скрыть в сокровенных уголках разума, но в свой час, сущность проявляется в поступках, одобрение или соучастие.

Ирмант всегда умело переступал внутренние пределы, игнорируя унижения и пренебрежения со стороны, нисколько не злясь, а выпуская весь негатив в мелкие пакости, непочтительные и дерзкие выходки, из-за которых по молодости у него возникало немало проблем, его оправдано называли дебоширом.

Тяжелее ему давалось затуманивание собственного безразличия и пренебрежения внутренними кастовыми правилами, идеями и стремлениями, перед сородичами. Во многом убеждения Легов для него стали чужды, слишком мрачны, тверды и ограничены, идущие в разрез с его внутренней системой ценностей, но кроме него, это знал разве что всего один Ас, близкий друг, родственная душа, не более. Как бы там ни было, когда приходило время дел, Ирмант знал, как действовать, его особенности на качестве выполнения заданий никогда не сказывались. Что до Асмодейских постулатов, Орта никогда ничего не критиковал, однако, получив власть, постепенно менял всё, что счёл нуждающимся в реформации, и не только внутри диаспоры Тёмных, но и в своде ордена Сейтлеров.

Теперь Асмодей далеко не ребёнок и многое переосмыслил, однако светлые чувства в нём не погибли, хотя и ослабли, скрывшись глубоко внутри, чтобы жизненный опыт их окончательно не затушил. Место добрых побуждений досталось цинизму и уставшему пренебрежению, порой оборачивавшемуся серьёзными проблемами с высокопоставленными представителями расы, чьё самолюбие так нахально не раз запачкал Ирмант. Он мог сказать или учудить всё, что вздумается и кому угодно, если посчитал нужным.

Смотреть на гибель людей с бездушной точки зрения холодного расчёта у Ирманта не получилось, он любил людей, возможно, сильнее, чем Асов, а потери для Орталеона известнее, нежели кому-либо в целой вселенной. Вырос без отца, так ещё и в сильно обмелевшей кадрами расовой прослойке. На фоне безысходности трагедии он всё же ощущал предвкушение от предстоящей войны и никакие жертвы не могли сравниться с кипением крови, будто испытывал многократное чувство радости, подобно которому раньше не знал, обретая новый смысл жизни — сражения. Подобная подоплёка и пробуждение жажды смерти даже пугали его рассудок, казалось, что в нём пробудилась та часть сознания, которую Ирмант в себе всегда отрицал. Словно наступил тот час, когда генная память возьмёт своё, подчинит себе уязвленную гневом голову в нужный момент, в бою и возможно на короткое время, но завладеет им, а тогда произойти могло многое. Подсознательная сладость перед убийством не есть хорошо, и Орта трезво осознавал своё отклонение. Боязнь упустить едва уловимый голос совести — единственная фобия Асмодея, порой доходившая до абсурда, противоречия со здравым смыслом.

Данную особенность тяжело понять, схожее ощущение испытывает ответственный спортсмен, мастер спорта или умелец различных единоборств, который старается избежать уличной потасовки, спуская провокаторам незначительное оскорбление из страха ненароком убить в драке и перечеркнуть собственное спокойствие. Кому хочется последствий статьи по неосторожности или самозащите, океан проблем, ради самоутверждения или проявления превосходства, а зачем принижать и без того самого себя унизившего, душевные страдания и того страшнее.

Орта долго простоял бездействуя, думая и наблюдая за боем вдали, адреналин в теле требовал быстрее отправиться туда, но он не мог торопиться. Пока Ирмант прибывал в себе, вокруг него собрались почти все подчинённые что были на Земле, а на майдане у подножия капища-пирамиды, полководцы из числа землян собирали солдат и отправляли на первый край батальон за батальоном, снаряжая всё новые. В то же время сотни молодых ребят шустро носились через ряды взрослых мужчин, помогая им одеться и подтаскивая обмундирование и оружие. Женщины — и того хуже, волокли наиболее тяжелые части брони и всё необходимое тем, у кого не было своего, сгибаясь под прессом груза, но всё равно двигаясь вперёд, как ломовые лошади, не жалуясь на тяжкую судьбу, а чётко осознавая значимость мучений.

Определив остаточное расстояние до летящих на город Виманов врага, Орта счёл, что время у него ещё есть. Он позволил себе продолжить затянувшееся, эгоцентричное наблюдение, с игнорированием беспокойства своего окружения. Два Аса средь всех вообще не скрывали возмущения, злобно посматривая на главу ордена, молча критикуя Ирманта или даже виня его и ему подобных в произошедшем. Эта парочка презирала руководителя, постоянно пробрасывая своим недобрым взглядом и переглядываясь между собой, в полуулыбке одним уголком губ, выказывая солидарность, казалось ими всё уже обговорено заранее, а теперь слов не требовалось. Причина столь негативного отношения к Асмодеям совсем не в разовом пренебрежении одной персоны своей командой, всё скрывалось глубже. Недовольные друзья были готовы списать на Легов всё, даже самое несуразное, включая космическую войну, развернувшуюся на далёкой Дроде и её отголоски, докатившиеся до Земли.