Фрагменты - [11]

– Хочу картошку фри! – заканючила она. – Жирную, соленую – большую порцию: я хочу съесть всю картошку фри в мире.

– Ты выглядишь, прости, как будто тебя сейчас стошнит, и еще о еде думаешь?

– Не произноси слова «еда», – быстро проговорила Изольда, закрывая глаза. – я не хочу еды, я хочу картошку фри.

– У беременных столько причуд…

– Заткнись!

Толпа, выплеснувшись на газон перед школой, поредела; Маркус наблюдал, как люди либо расходились, либо собирались группками, тихо споря о сенаторах и их решениях. Впрочем, «газоном» это назвать было трудно: когда-то перед школой действительно зеленела аккуратная лужайка, но никто толком не ухаживал за ней уже многие годы, и она превратилась в луг с молодыми деревцами, иссеченный тропинками. Маркус задумался, не он ли косил его последним, два года назад, в качестве наказания за розыгрыш в классе. А потом его кто-нибудь подстригал? Вообще, с тех пор хоть что-то приводили в порядок? Сомнительная честь быть последним человеком, когда-либо подстригавшим газон. «Интересно, в скольких еще занятиях я окажусь последним?»

Помрачнев, он посмотрел через улицу на больничный комплекс с заполненной парковкой. Большая часть города в дни крушения старого мира была пуста – мало кто ел в кафе или смотрел кино в разгар Эпидемии, – но в больнице жизнь била ключом. Старые машины, ржавые и осевшие, с разбитыми окнами и царапинами на кузове, переполняли парковку: сотни и сотни людей, пар, семей, тщетно надеясь, что врачи спасут их от РМ, приехали сюда и умерли здесь, как и все врачи. Выжившие, поселившись в Ист-Мидоу, расчистили клинику в первую очередь – это была отличная больница, одна из главных причин, почему люди выбрали именно Ист-Мидоу как место для поселения, – но до парковки ни у кого не дошли руки. Так последняя надежда человечества оказалась с трех сторон окруженной лабиринтом из ржавого металла, одновременно свалкой и кладбищем.

Маркус услышал громкие крики и повернулся к зданию, из которого солдаты Сети выводили Уэйста и Деларозу, окруженные толпой, протестовавшей против приговора. Он не мог разобрать, хотелось ли им чего-то более сурового или мягкого, но подозревал, что пум создавали спорщики от обеих фракций. Эшер Вульф возглавлял процессию, аккуратно оттесняя людей и прокладывая дорогу. Фургон уже ждал их – бронированный автомобиль со свободными осями, который тянула четверка тяжеловозов, нетерпеливо бивших копытами, фыркавших и нервно вздрагивавших от становившихся все громче выкриков толпы.

– Выглядит, словно они хотят поднять 65шт, – пробормотала Изольда, и Маркус кивнул. Некоторые протестующие заблокировали двери фургона, другие силились оттащить их, а Сетевики беспомощно пытались навести порядок.

«Нет, – неожиданно понял Маркус, хмурясь и подаваясь вперед, – они не пытаются навести порядок, они пытаются… что? Солдаты не останавливают драку, а направляют ее. Я видел, как подавляют мятежи, – у них получается намного эффективнее. И они стараются как следует. Что они?..»

Сенатор Уэйст упал на землю, на его груди расцветало темно-красное пятно, и почти сразу же послышался громкий хлопок. Мир, казалось, замер на мгновение: толпа, Сеть и лужайка словно застыли, замороженные. Что случилось? Что это за красное пятно? Что за хлопок? Почему он упал? Части картины, разбросанные и перепутанные, постепенно выстроились в мозгу Маркуса по порядку: хлопок был звуком выстрела, красное на груди Уэйста – кровь. Его застрелили.

Лошади пронзительно заржали, от ужаса встав на дыбы и потянув за собой тяжелый фургон. Их громкое ржание будто стронуло застывшее время с места: толпа взорвалась криками и хаосом, все бросились бежать – кто в укрытия, кто искать стрелявшего, и все, казалось, старались оказаться как можно дальше от тела сенатора. Маркус повалил Изольду за лавку, прижимая ее к земле.

– Не двигайся! – крикнул он, а затем со всех ног бросился к упавшему заключенному.

– Найдите стрелка! – орал сенатор Вульф. Маркус видел, как сенатор вытаскивает из куртки блестящий черный полуавтоматический пистолет. Гражданские разбегались по укрытиям, как и некоторые Сетевики, но Вульф с несколькими солдатами остался при заключенных. Кирпичная стена за ними взорвалась брызгами шрапнели, и по школьному двору прокатился новый хлопок. Маркус, не в силах оторвать взгляда от лежавшего Уэйста, бросился на землю рядом с ним и начал проверять его пульс еще до того, как полностью остановился. Нащупать он так ничего и не нащупал, но кровь, вытекавшая из раны, доказывала, что сердце еще работает. Он зажал рану руками, со всей силы давя на нее, но вдруг резко вскрикнул – кто-то отдернул его назад.

– Я пытаюсь спасти его!

– Он мертв, – выпалил солдат. – Тебе надо в укрытие.

Маркус скинул его руку и снова неуклюже подполз к телу. Вульф продолжал кричать, указывая через лужайку на больничный комплекс, но Маркус, не обращая на него внимания, снова сдавил рану. Руки стали красными и скользкими, рубашку забрызгало горячими алыми каплями; он не переставая звал на помощь:

– Кто-нибудь, дайте рубашку или куртку! Он истекает кровью с двух сторон, и я не могу остановить ее одними руками!