Фрагменты речи влюбленного - [30]

Аристотель, Ибн Хазм, Новалис, Музиль, Литтре[99]

2. «С ее половиной срастаюсь своей половиной». Я только что видел фильм (впрочем, не очень хороший). Один из его персонажей поминает Платона и Андрогина. Решительно все теперь знают эту историю о двух половинках, которые стремятся вновь слиться (желание — значит испытывать нехватку того, что имеешь, — и дарить то, чего у тебя нет: дополнять, а не восполнять).

Ронсар, Лакан[100]

(Полдня провел, пытаясь нарисовать, изобразить андрогина, о котором вел речь Аристофан: он с виду округл, у него четыре руки, четыре ноги, четыре уха, одна-единственная голова, одна шея. А как расположены половинки — спиной к спине или лицом к лицу? Скорее всего, животом к животу, поскольку так их зашивает Аполлон, стягивая складками кожу и образуя пупок; лица, однако, смотрят в разные стороны, чтобы Аполлону пришлось разворачивать их по направлению к разрезу; а гениталии — сзади. Старался-старался, но, плохой рисовальщик или посредственный утопист, так ничего и не достиг. Образ «древнего единства, желание и преследование которого и составляют то, что мы зовем любовью», — андрогин для меня неизобразим; по крайней мере, у меня выходили лишь чудовищные, гротесковые, невероятные тела. Из грезы получается фигура-несуразица — так и из безумия любовной пары рождается непристойность семейного хозяйства (один пожизненно готовит другому пищу).

Пир

3. Федр подыскивает образ совершенной пары. Орфей и Эвридика? Слишком схожи: изнеженный Орфей и сам-то был как женщина, вот боги и наслали на него погибель от женских рук. Адмет и Алкестида? Много лучше: возлюбленная замещает собой неродных родителей, она исторгает их сына из его рода и предоставляет ему другой; таким образом, здесь все-таки есть мужчина. И все же совершенная пара — это Ахилл и Патрокл; не по априорному предпочтению гомосексуализма, но потому, что в рамках однополости прочерчена разница: один Патрокл) был любящим, другой (Ахилл) — любимым. Итак — гласят Природа, мудрость, миф, — не ищите единения (амфимиксиса) вне разделения ролей, если не полов; в этом — основание любовной пары.

Пир, Фрейд[101]

Эксцентричная (скандальная) мечта подсказывает противоположный образ. Я хочу, чтобы в дуалистической форме моих фантазмов нашлась некая точка без иного места, я воздыхаю (что не очень-то современно) по центрированной структуре, получающей равновесие благодаря плотности Того же самого: если все не в двоих, к чему бороться? Впору снова погнаться за множественным. Чтобы свершилось желаемое мною все (твердит моя мечта), достаточно, чтобы мы оба, и один, и другой, остались без места — чтобы мы могли магически подменять друг друга; чтобы воцарилось состояние «один за другого», словно мы — вокабулы некоего нового и странного языка, в котором абсолютно законно употреблять одно слово вместо другого. Это единение не имело бы пределов — не из-за широты своего охвата, но из-за безразличия к перестановкам внутри него.

(Что мне делать с ограниченностью взаимоотношений? Я от этого страдаю. Пожалуй, если меня спросят: «Как обстоят дела у вас с X…?», — я должен отвечать так: сейчас я исследую наши пределы, словно простофиля из пословицы, я сам тороплю беду, очерчивая нашу общую территорию. Но мечтаю я о всех других в одном; ведь если мне удастся соединить вместе X…, Y… и Z…, то из всех этих точек, ныне разбросанных как звезды, у меня получится совершенная фигура — родится мой другой.)

Пир[102]

4. Мечта о полном единении: все утверждают, что мечта эта неосуществима, но она, однако, настырна. Я от нее не отступаюсь. «На стелах в Афинах, вместо героизации усопших, — сцены прощания, в которых один из супругов расстается с другим, сжимая руку в руке, наступает конец союзу, разорвать который удалось только третьей силе, так в этой выразительности проявляется скорбь […]. Без тебя я более не я». Изображенная скорбь и является подтверждением моей мечты: я могу в нее поверить, потому что она смертна (невозможно единственно бессмертие).

Франсуа Валь[103]

Sobria Ebrietas [104]

ЖЕЛАНИЕ-ВЛАДЕТЬ. Понимая, что сложности любовных отношений проистекают из того, что он без конца хочет присвоить в той или иной форме любимого человека, субъект принимает решение впредь отказаться по отношению к нему от всякого «желания-владеть».

1. Постоянная мысль влюбленного: другой должен мне то, в нем я нуждаюсь.

Но вот я впервые в самом деле напуган. Я бросаюсь на постель, размышляю и принимаю решение: отныне от другого ничем более не желать владеть. Это НЖВ (не-желание-владеть, выражение, подобное восточному) есть вывернутый наизнанку заместитель самоубийства. Не убий себя (по любви) подразумевает: прими это решение, решение не владеть другим. Именно в такой момент, когда он мог бы отказаться от обладания Шарлоттой, и покончил с собой Вертер: либо так, либо смерть (момент, стало быть, торжественный).

Вагнер[105]

2. Нужно, чтобы желание-владеть прекратилось, — но нужно также, чтобы не-желание-владеть не было видно: никаких жертв. Я не хочу подменять жаркие порывы страсти «оскудевшей жизнью, желанием смерти, безмерным утомлением». НЖВ — не сродни доброте, НЖВ резко, жестко: с одной стороны, я не противопоставляю себя чувственному миру, я позволяю желанию переливаться во мне; с другой стороны, я подпираю его «моей истиной», а моя истина — любить абсолютно; иначе я отступлю, я распадусь, как войско, отказывающееся идти на приступ.