Фрагментарное копыто неподкованной собаки - [12]

- В натуре! Только ты, наверное, еще не девушка? - красноречиво смотрю я на то место, где у нее должны быть сиськи.

- Давно уже девушка. А груди у меня тоже есть, только еще маленькие. Мама сказала, они у меня вырастут позже. И целоваться я умею, двоюродный брат научил, - бесхитростно сообщает Ксюха.

- Может, он тебя и всему остальному научил? - хмыкаю я.

- Нет. Остального он и сам не умеет.

- Хочешь, научу? - столь же бесхитростно предлагаю я.

- А ты умеешь? - не верит Супникова.

- Спроси у Ягуповой.

- Не буду. Я и так знаю, что умеешь, - опускает глаза Ксюха и чуть заметно краснеет.

- От кого?

- Девчонки в туалете болтали.

- А что еще обо мне говорят?

- Что ты умеешь делать это классно.

- Хочешь попробовать?

- Нет. Мама ругать будет.

- Она не узнает.

- Жена директора - и не узнает? Да я только подумаю о том, чтобы покурить перед уроками, а она уже мне пальцем грозит и говорит: "Не делай того, что ты собралась делать!" - строгим противным голосом передразнивает Ксюха родную мать.

- Жаль. Мы бы классно провели время.

- Мне тоже жаль. Ты куда? - спохватывается Супникова, обнаружив, что я остановился и протягиваю ей пакет с учебниками.

- В салон, дискеты покупать.

- Ты всегда так быстро сдаешься?

- Нет. Первый раз. Другие не боялись, что их отругает мама.

- Я тоже не боюсь.

- Не понял?

- Проводи меня завтра после уроков, только от самой школы.

Ага, вот в чем фишка: Супникова хочет, чтобы все видели, с кем она теперь встречается. Да не теперь, а первый раз в жизни. Самая, пожалуй, некрасивая девчонка - с первым плейбоем лицея! Ну и влип... А ведь придется ее провожать, никуда не денешься. Иначе не видать мне ни мотоцикла Кирилла, ни собственной виртуалки - как своих ушей.

Две недели я провожаю Супникову из школы чуть не каждый день. А в выходные еще и гуляю с нею по нашему "Бродвею" - проспекту Гагарина. И старательно отвожу глаза, встречая знакомых. Но с некоторыми все-таки приходится разговаривать. Супникова, правда, большей частью молчит, но мне от этого не легче. А вечером приходится ее еще и целовать, да не раз и не два.

У меня от этих поцелуев уже скулы сводит.

Правда, я стараюсь побыстрее залезть ей под блузку или под юбку. Но под блузкой у нее ничего интересного нет, а бедра она сводит так плотно, что делать мне там в общем-то нечего. Приходится снова целоваться.

Я уже и мотоцикла этого не хочу. Но и расставаться со славой первого плейбоя лицея мне тоже не катит. А Супникова, пожалуй, последняя девственница в нашем лицее. Он физико-математический, девочек с самого начала было мало.

А теперь и вовсе осталась, наверное, только одна. И обесчестить ее - для меня вопрос чести.

Шпак знал: весть о том, что в семнадцатой палате произошло что-то неладное, разлетелась по институту мгновенно. Такого никогда еще не было. Такого, просто не могло произойти.

Главный инженер, среднего роста стройный мужчина с нездоровой кожей и мелко вьющимися волосами, успел подготовиться к разговору.

- Пациент из семнадцатой палаты оплатил один сеанс, но просмотрел как минимум десять. Потому что начинающийся в конце каждого сеанса выход из состояния летаргии уже через несколько секунд сменяется последней фазой погружения в сон.

- Но это невозможно. Каждый сеанс заканчивается резким спадом эмоций или смертью пациента. В результате потрясения он не может не выйти из летаргии. Просто не может!

- Мы тоже считали, что не может. Однако реальность опровергает...

- Кто это? - перебил инженера Шпак.

- Зарегистрировался он как Лохов. Но кто на самом деле, мы пока не знаем.

Шпак озадаченно коснулся родинки на лысине.

- Кто бы он ни был, вы должны найти способ принудительно вывести его из летаргии.

- Это невозможно. Или всех пациентов сразу, или никого.

- Если всех сразу - это огромная неустойка.

- Кроме того, нет уверенности, что после насильственного вторжения в психику витатрона он не превратится в обычный витаскоп.

- Как вы понимаете, никто не станет рисковать этим. Вы должны найти другой способ.

- Я не знаю, как это можно сделать. Пока не знаю, - поправился главный инженер, вспомнив, что именно за эту неосторожно произнесенную фразу был уволен его предшественник.

- Разберитесь и доложите. Сроку даю - двадцать четыре часа. Задание ясно?

- Вполне. Можно приступать?

- Немедленно!

Я подкатываю к лицею на отцовском "форде". Супникова уже ждет меня, стоя на крыльце. На ней, под наброшенной на плечи кожаной курточкой, - голубое платье, почти вечернее, слишком нарядное для лицея. А во дворе - чуть ли не все старшеклассницы. Кучкуются, делают вид, что обсуждают важные вопросы. На самом деле вопрос у всех один: удастся или нет мне трахнуть Ксюху. А она, сама не своя от обрушившегося на нее внимания, идет по школьному двору, словно по подиуму, и дорогое платье плещется вокруг ее слишком тонких ног так, словно Ксюха - и в самом деле модель. У нее, похоже, даже груди побольше стали после наших упражнений. А прическа-то, прическа! Вчера, наверное, полдня в парикмахерской просидела.

И мне это приятно, как ни странно.

Я выхожу из машины, галантно открываю перед Супниковой дверцу. Она усаживается так ловко, словно каждый день ездит с мальчиками в лес избавляться от девственности. Я тоже не ударил лицом в грязь: тронул с места бесшумно, и плавно, как водитель-профессионал.