Фрагментация памяти - [5]

«Take a look at who you are.

It's pretty scary.»

— Крепко… — моргнул я, возвращая себе нормальное зрение.

Вытаращенные глаза, будто подведенные ресницами, и пересохший рот. Я оперся о раковину, глядя на сгустки слюны, плавающие у дыры засоренного слива. Гарри осторожно вынул шприц из моей руки, плюнув на него и вытерев иглу балахоном. В жесте было что-то невыносимо эротическое, к горлу подкатила сладковатая рвота, но я сдержался.

— Сдохнем, так вместе, — заключил он, выпустив оставшееся зелье в себя. — Будем «братьями».

«Братьями» называли торчков, потерявших последнюю власть над собой. Жалкие, сморщенные физиономии хронических наркоманов, продававших органы и собирающих мусор, чтобы скопить на дозу, отвращали от серьезной дряни, поэтому я мало об этом знал. Гарри, думаю, тоже. От него несло потом. Шприц ударился о стену и покатился по полу туалета, оставляя за собой тонкую грязную нить. Гарри оскалился, потряс головой и развернулся вокруг своей оси, не рассчитав и свалившись на пол.

— Что-то не так, — выдавил я, разгибаясь и привыкая к происходящему. — Эс-пи нужны, чтобы синхронизировать…

И тут он встал, словно кто-то невидимый взял — и поднял его, как марионетку, направил к выходу, заставив шагать, будто оловянного солдатика. Гарри распахнул дверь и замер, рассматривая дрянной толчок так, словно видел его в первый раз в жизни и увиденное превосходило явление пророка. Я уронил урну и, пошатываясь, вышел из туалета в жаркое жерло «Гейта». Мусор расцвел на полу покровом разноцветных бумажек.

— Синхронизация… — шептал Гарри, и шорохи расползались по голове.

Мрак гейм-бара и недвижимые фигуры погрузившихся в Среду посетителей напоминали мне кладбище. Старые кладбища, на которых ставили памятники, напоминающие скорбящие человеческие силуэты, — такие кое-где еще сохранились.

— Это неописуемо.

Вены на шее Гарри вздулись. Он водил руками и смотрел на них, как вконец спятивший фанатик, встретившийся с миллионом богов, о которых раньше только слышал; он походил на дирижера невидимым оркестром, сосредоточенно следя за собственными пальцами. Глаза его при этом наполнились экстазом до краев — казалось, зрачки сейчас взорвутся.

— Это неописуемо…

Он резко прервал наркотическую медитацию, ошпарив взглядом, и вытащил нож. Я уже было подумал, что он собирается кого-нибудь зарезать, но вместо этого Гарри положил другую руку на стол и начал втыкать сталь между пальцев, сначала медленно, а потом все быстрее и быстрее. Между бровей у него образовалась маленькая морщинка, в которой скапливался пот. Еще через несколько секунд я перестал видеть, куда попадает острие ножа, — он делал это чересчур резво.

Иисус не хотел превращать меня в солнечный луч. Эс-пи на меня не действовали.

Два.

Дождь хлестал по бледно-серым крышам ангаров. В дырявом асфальте образовались маленькие лужи, в которые я постоянно наступал, обдавая грязной водой штанины. Гарри висел на моем плече и еле перебирал ногами, ворча себе под нос. Мы вышли из «Гейта» часов в пять утра, когда закончились деньги, а священник начал хоть как-то реагировать на происходящее вокруг. Утро было такое же вялое, немытое и мрачное, как и мы, — ускорители сжирали энергию, а потом человек чувствовал себя выжатым и выскобленным. Меня вытошнило пару раз, Гарри пришлось хуже, поэтому я решил дотащить его до своей каморки, чтобы чего не случилось.

Я жил не так далеко от «Гейта», около верфи, где располагались склады, гаражи, хранилища и куда приезжали только чтобы что-то погрузить или отгрузить. Мутная вода залива колыхалась внизу, как телеса толстой твари, а из окна виднелись острые носы кораблей, площади огромных танкеров, мелкие лодчонки, сгрудившиеся у берега и едва различимые сквозь влажную дымку. Чтобы подняться на скрипучем лифте до самого верха многоэтажного заброшенного склада, приходилось затратить минут пять, не меньше. Все здания вокруг были либо бетонными, с подтеками от влажности на выщербленных боках, либо сделанными из разъеденного осадками и ядовитым смогом кирпича, либо сплавленными из уже давно заржавевших стальных листов. В этой части Тиа-сити никто ничего не ремонтировал и не строил уже очень давно, тут даже торговля наркотой не шла, потому что продавать было некому, — либо рабочим из порта, которые селились поближе, либо нищим «рыбникам»-бомжам, которые пытались выжить, вылавливая рыбу на дырявых посудинах. Зато отсюда можно было увидеть костяк нового корабля-монстра, по которому ползали роботы со сварочными аппаратами. Не знаю, с какой целью его делали, но в лучах заката он смотрелся выброшенным на берег и обглоданным китом, иногда — походил на лиру, сквозь струны которой просвечивало солнце.

Будь в моей каморке окна, выходящие в другую сторону, можно было бы смотреть на сияющие стеклом небоскребы центра, облепившие холм и стремящиеся к вершине, длинные светящиеся аллеи, извивающиеся змеи скоростных дорог и высоченные арки мостов. Но из того окна, что имелось, ничего этого видно не было. Чем ближе к заливу и дальше от центра, тем сильнее здания мельчали, словно разваливались на кусочки, на самом побережье превращаясь в клочки сараев, каморок и баров. Сверху они выглядели выкинутой горстью разноцветных оберток, рассыпанным тут и там мусором. Хозяин полупустого склада сдавал мне маленькую подсобку на последнем этаже, прямо за пустым залом, пространство которого разнообразилось только тяжелыми колоннами, укрепленными железом, и несколькими разорванными коробками. Когда по нему проходишь, грохот раздается такой, будто шагает целый отряд, потом эхо еще долго гуляет по складу. В ветреные дни, когда с моря прилетает злой ветер, зал подвывает, скрипит тросами лифта, гудит работающей внизу электростанцией. Если бы не батарея в подсобке, я бы давно околел от холода. Но это хорошее место, когда хочется побыть одному.