Фоторобот в золоченой раме - [12]

— Вот, — Шведов протянул ей папку. — Что могли, доработали.

Лукашкина принялась лениво листать материалы, и мина на её лице становилась всё более скучающей.

— Ну что-то сдвинулось, — благосклонно объявила она.

— Так пора возбуждать дело.

— Какие вы реактивные. Не всё ещё сделано.

— Чего ещё не хватает? — устало осведомился Шведов, которого эта игра в «принеси ещё бумажку» начинала утомлять.

— Объяснения с подозреваемых получить. Только после этого возбудимся. А там и вопрос о мере пресечения можно будет решить.

— А вы знаете, как далеко за это время с открытым Шенгеном убежать можно? — прищурился Шведов.

— Таковы требования закона. Для возбуждения дела по мошенничеству прокуратура требует получать объяснения у подозреваемых.

— Где такие требования прописаны? — возмутился Шведов. — Для возбуждения дела должны быть достаточные основания, а не объяснения жуликов.

— Хорошо, — снизошла Лукашкина. — Я с вами не согласна. Но доложу руководству. Пусть они решают…

Между тем накалялась ситуация со «списком Сурина». Полностью список никто не видел, и кого он похоронит стремительно падающим домкратом, было непонятно.

Платов узнал телефон Сурина, но дозвониться никак не мог. В результате решил пойти обходным путём. Созвонился с Кацем и озадачил:

— Мне Сурин нужен. Не могу найти.

— Да он боится — весь на измене. Затихарился и планы коварные плетёт. Список строчит. Потом явится с карающим мечом, как ангел мщения за поруганную культуру. Не одна голова слетит с плеч.

— У тебя с ним отношения гладкие. Отрекомендуй меня ему.

— Попробую…

Вскоре Кац сообщил тайный телефон Сурина. Платов тут же созвонился с экспертом и договорился о рандеву.

Встретились они около Дома художника на Крымском Валу. В парке были рядами расставлены бронзовые и каменные скульптуры, свезённые со всей Москвы, в том числе и снесённый с постамента на Лубянке памятник Дзержинскому.

Сурин оказался полноватым, невысоким, с бородой лопатой и в сильных очках мужчиной лет пятидесяти. На расстоянии держался дюжий телохранитель, предоставленный эксперту его приятелем-олигархом, когда началась история со списком.

Присели на лавочку. Платов объявил, что ведёт дело Левицких и на две поддельные картины Сурин давал положительное заключение.

— Да, видел я эти картины. Подобраны на редкость профессионально. У этих мошенников великолепный консультант. Понимаете, тот период — это очень похожие художники. Де ла Кур, Киселёв, Шишкин, германские живописцы — это одна школа, схожая манера исполнения. Порой разнятся только подписи. А в арт-бизнесе цена подписи — как в чековой книжке. Я закурю? — Сурин вынул потёртую старую трубку и тщательно раскурил её.

Потом продолжил:

— Я консультант по русской живописи большинства музеев. И дал за свою жизнь тысячи заключений. Я никому не отказываю посмотреть картину — это как глаз у снайпера, постоянно в тренировке нуждается. И деньги я всегда по минимуму брал, а за некоторые экспертизы ничего не получал — тут спортивный интерес. Но я всех владельцев картин предупреждаю, что оцениваю только манеру живописи. У меня нет рентгена, я не провожу технологические исследования.

— То есть гарантии вы не даёте. — Платов слегка улыбнулся, вспомнив анекдот: «А у вас есть гарантия, что это подлинный Шишкин?» — «Есть. Аж на три года».

— Не даю… Когда произошёл этот прискорбный случай, я осознал всю запущенность этой проблемы. Все картины, на которые даю заключение, я фотографирую. Поднял эти фотографии и сравнил их с изображениями вещей, которые выставлялись на торги на западных аукционах. Ну и…

— И увидели поразительное сходство, — хмыкнул Платов.

— Да. Многие вещи были теми же самыми, только подписи разнились.

— Много?

Сурин потупился и произнёс:

— Пока около двухсот.

— Диапазон цен?

— Самые скромные — пятьдесят-сто тысяч долларов. Те, что получше, — до миллиона-двух… Понимаете, это же международная мафия! Сюда все втянуты — аукционы, контрабандисты, дилеры. Они опасны. Они уничтожают целые пласты западной культуры и пишут несуществующую историю искусства. Это вандалы!

— Кто этим занимается?

— Кто подделывает — не знаю. А продавцы — это Акопов, Омаров, ещё тьма народу. Они все друг друга знают, общаются. Вандалы, говорю вам. Варвары.

— Можно ознакомиться с результатами ваших изысканий?

— Для вас сделал, — Сурин протянул флеш-карту.

Платов кинул флешку в портфель, и у него было странное ощущение, будто тот потяжелел. Оно и неудивительно. В портфеле теперь лежала бомба. Бомба, которая испарит десятки миллионов долларов…

* * *

Наконец свершилось. Карточка выставлена, дело «по факту мошеннических действий в отношении гражданина Кононенко Э. А., причинивших ущерб в особо крупном размере, то есть по признакам преступления, предусмотренного ч. 4 ст. 159 УК РФ», возбуждено. Но до реализации пока далеко. Следачиха возилась с санкциями на обыск по местам жительства фигурантов. Процедура эта долгая, нудная и волокитная.

Перед самой реализацией посыпались сюрпризы. Носорог съехал с городской квартиры. Пришлось разведчикам тянуть его от работы до адреса — теперь он обитал в крутом коттеджном посёлке в ближнем Подмосковье.