Фотография в профиль - [21]

Однако на этот раз раны оказались более тяжёлыми. Конец войны Баумфогель, он же Врублевский, встретил в госпитале. Там и нашла его очередная награда — Серебряный крест ордена «Виртути Милитари». Залечив раны и расставшись с мундиром, бывший солдат осел в Бяло-гарде, Щецинского воеводства. Работал в финансовом отделе городского Народного совета и одновременно повышал свой образовательный уровень.

Анализируя этот отрезок биографий подозреваемого, прокурор снова столкнулся с некоторыми сомнительными моментами. Человек, выдававший себя за сына крестьянина из Белоруссии и сумевший, по его словам, едва закончить четыре класса начальной школы в деревне Бжезница, теперь вдруг удивительно легко начал штурмовать высоты науки. Так легко мог бы, наверное, учиться и добиваться успехов владеющий польским языком эсэсовец, у которого за плечами солидная база — немецкая средняя школа и офицерское училище СС. Сотрудник финансового отдела переводился из класса в класс каждые полгода, причём с прекрасными оценками. Свидетельство об окончании средней школы ему было вручено спустя всего лишь три года с начала учёбы. Он был одним из лучших абитуриентов, сдавших экзамены и прошедших по конкурсу в Гданьский политехнический институт. Бывший солдат, кавалер высшего боевого ордена Польши завоевал право на стипендию и место в студенческом общежитии. В институте ему пришлось попотеть, но всё же он закончил полный курс обучения в срок с неплохими результатами. Затем в третий раз сменил место проживания: женился на варшавянке, с которой познакомился на каникулах в Сопоте, и переехал к жене, в столицу.

В последующие годы его биография не содержала никаких загадок. Постепенно продвигался вверх по служебной лестнице в проектном бюро. Материальное положение становилось всё лучше. Купил четырёхкомнатную кооперативную квартиру, в которую вселился с женой и двумя детьми. Вёл размеренный образ жизни, без резких потрясений, взлётов и падений. Образцовый муж и отец. Но безмятежному существованию неожиданно приходит конец. На прилавках книжных магазинов появляются воспоминания Юзефа Бараньского «Я пережил ад и Освенцим». В книге помещена фотография, благодаря которой подчинённые Врублевского увидели своего шефа в несколько иной, официально не упоминаемой в его биографии роли.

Теперь на авансцену должны выйти судьи. Им надлежит вдумчиво, не поддаваясь эмоциям, оценить по справедливости жизнь и поступки этого человека.

«Я не Баумфогель, меня зовут Станислав Врублевский. Я никогда не был шефом гестапо в Брадомске и вообще ни разу не посещал этот город» — так допрашиваемый неизменно заканчивал беседу с прокурором. И каждый раз просил обязательно вписать эту фразу в очередной протокол.

Напрасно многоопытный прокурор, каким был Щиперский, доказывал допрашиваемому, что его наивная и не поддающаяся проверке версия лишь усугубляет его положение, тогда как чистосердечное признание могло бы привести к снижению меры наказания; что суд, вынося ему приговор, учтёт искреннее раскаяние обвиняемого, стремившегося собственной кровью и героизмом искупить свою вину; что отрицать все и вся при наличии бесспорного заключения экспертизы лаборатории криминалистики равносильно нежеланию облегчить своё положение при помощи смягчающих вину обстоятельств. Прокурор в беседах с допрашиваемым зашёл так далеко, что даже предложил ему заключить джентльменское соглашение: если подозреваемый откровенно во всём признается, тогда он, Щиперский, не будет требовать в суде ни смертного приговора, ни максимального срока тюремного заключения в двадцать пять лет. Решение вопроса о мере наказания будет отдано полностью на усмотрение судей.

В ответ на уговоры, продиктованные обыкновенным человеческим сочувствием и пониманием положения, в каком оказался человек с такой необычайно противоречивой биографией, допрашиваемый говорил приблизительно следующее:

— Будь я Рихард Баумфогель, то по достоинству оценил бы ваше благородство. Не могу им воспользоваться, так как я — Станислав Врублевский и мне нельзя брать на душу грехи, которые я не совершал.

Щиперскому не оставалось ничего другого, как продолжать вести следствие и доказывать, что обвиняемый лжёт. Обвинение не исключало также версии, что Баумфогель проник в партизанский отряд, а позднее и в Первую армию Войска Польского как гитлеровский агент, выполнявший приказ гестапо. Слишком многое указывало на то, что гитлеровцы были хорошо осведомлены о численном составе и маршрутах передвижения партизанских отрядов, чтобы это можно было классифицировать как чистую случайность.

Подполковник Качановский справился наконец с наиболее срочными делами и, к удовлетворению прокурора, вновь подключился к следствию по делу Баумфогеля. Первым шагом офицера милиции был визит в Главную комиссию по расследованию гитлеровских злодеяний в Польше. Когда подполковник нашёл сотрудника, в ведении которого находился фотоархив, и попросил показать снимок Рихарда Баумфогеля, тот уверенно раскрыл лежатую на письменном столе папку и взял в руки находящуюся сверху фотографию,

— Военный преступник из Брадомска сейчас стал, насколько я могу судить, очень модной фигурой. Вы, пан подполковник, четвёртый или пятый, кто интересуемся этим снимком.