Форварды покидают поле - [65]

Шрифт
Интервал

— Говорить легко, — уже с меньшей уверенностью сказал я.

— Предположим, я плохо в этом разбираюсь, можете мне не верить. Но Дзержинскому вы верите? Феликсу Эдмундовичу Дзержинскому? Враги окружили его со всех сторон, они приставили к его груди наганы, а что он им сказал? Я спрашиваю! Что он им сказал?

Почему Зина спрашивает именно меня? Все любят задавать вопросы, а отвечать на них должен Вова Радецкий. Откуда мне знать, что сказал Дзержинский? И потом, Дзержинский — рыцарь революции, а я — центр форвардов черноярской «Молнии». Надо же понимать!

Шестакович явно перехватила через край. Оставив в покое Дзержинского, она начала ставить нам в пример Головню.

— Колотили ведь главным образом Степу — верно? — спросила она.

Саня подтвердил.

И тогда Зина сказала:

— Как только Степан вернется из села — ни одной тренировки не пропустит. Он дал слово.

Подумайте, какой кретин! За нашей спиной играет в благородство. Тоже мне — герой…

Санька пытливо взглянул на меня. Впрочем, глядели на меня все. Проницательные глаза Студенова словно говорили: «Нельзя тебя посылать с чекистами на операцию, если ты боишься Седого Матроса». Я не мог понять одного: почему Игорь, Зина и Ася прониклись таким интересом к футболу? Не все ли им равно, в какой команде станут ковылять три форварда? Рассудок диктовал мне разумный выход — отказаться, но под испытующим взглядом Зины я очертя голову, вопреки здравому смыслу, кидаюсь в пропасть. Когда я сказал о своем решении, глаза у Зины просветлели. Девчонки даже проводили нас на улицу и так радовались, точно узнали о ликвидации биржи труда.

На прощанье Ася сказала:

— Ребята, сегодня день моего рождения. Приходите вечером ко мне домой. Но помните: никаких подарков — это мещанская отрыжка.

Что ж, Асина точка зрения совпадала с моей. Я против всяких отрыжек, тем более что ни гроша в кармане. Санька вообще противник именин. Гости его смущают, он обычно сидит, точно вешалку проглотил. Зина, наверно, будет меня ждать. Я это понял по ее глазам.

Вечером, по дороге к Асе, мы нарвали большой букет цветов под окнами Коржей. Яркие, пылающие канны все равно погибли бы, — начинался холодный дождь.

Ася жила у трамвайных мастерских, в крохотном домике, с такими оконцами, как в теремке. Ее хижину мы с Саней могли бы перенести на плечах. Встретила нас Асина мама. Ее не трудно узнать, хотя они с дочерью совсем не похожи. Именно такой я себе и представлял Лидию Яковлевну. Она кажется молодой, даже четкая серебристая проседь в каштановых волосах не старит ее, а большие и чуть грустные глаза так и притягивают. Такой я представлял себе Веру Павловну из романа Чернышевского «Что делать?».

Встретила нас Лидия Яковлевна запросто, как старых знакомых.

— Очень хорошо, что вы пришли. Девочки мне о вас рассказывали. Это ты — Саня?

— Я.

— Ну, а теперь легко определить, кто Вова, — рассмеялась Лидия Яковлевна.

Из соседней комнаты слышалась знакомая песня:

Там, вдали за рекой,
Засверкали огни,
В небе ясном заря догорала,—
Сотня юных бойцов
Из буденновских войск
На разведку в поля поскакала.

Мы вошли туда, и я сразу почувствовал себя лишним. Выходит, не всегда в глазах можно прочесть правду, особенно в глазах девчонки… Рядом с Зиной сидел, небрежно развалясь, Севка Корбун. Меня бесят его барственные манеры, шелковая косоворотка с серебряным кавказским ремешком и даже пробор, будто прочерченный линейкой. Зачем я приперся, дурак!

— Вова, милый, пришел! Умница! — бросилась ко мне Зина, точно одного только Радецкого ей и не хватало.

— Садись рядом, — потянула Зина меня за руку. Свободных мест нет, и я охотно сажусь с ней на один стул, предвкушая сладкую месть. Покипятится сегодня пан Корбун! Зина запросто держит меня за локоть. Сидеть не очень удобно, но приятно, и я вместе со всеми пою: «Ты, моряк, красивый сам собою», — и незаметно играю мускулами правой руки — пусть Зина ощутит силу моих бицепсов.

Она предлагает мне печенья и, дохнув блаженным теплом в ухо, шепчет:

— У тебя под кожей стальные шары.

— Ничего особенного, обычные мускулы.

— Не скромничай. Ты и сам, наверное, любуешься их игрой.

Ее шепот наполняет меня волнением, я готов слушать Зину всю жизнь.

— В восемнадцать лет ты станешь Иваном Поддубным.

Аромат ее дыхания пьянит. Сева Корбун сидит, как изваяние. Ни один мускул не дрогнет па его лице. Неужели ему не интересно, о чем мы шепчемся? Железная выдержка! А я считал его пижоном. Пока он равнодушно грызет яблоко, я прикасаюсь губами к мочке Зининого уха и спрашиваю:

— Знаешь, что будет в восемнадцать лет?

Она щурит глаза и отрицательно покачивает головой.

Тогда, набравшись смелости, я прикасаюсь губами к ее нежной шее. Зина отшатнулась, словно ее обожгло, и мучительно покраснела. Потом она отодвинулась и осторожно поглядела кругом, проверяя, видимо, какое впечатление на окружающих производит наше поведение. Я сижу, точно в пьяном угаре, растревоженный и шалый, не видя никого, даже необычно повеселевшего в незнакомом обществе Саню.

Что такое предательство

Зина перекочевала к Севке, тот сидит ко мне спиной, вызывая острое желание садануть его кулаком по затылку. Подумаешь, Александр Македонский! Во всем его поведении сквозит оскорбительное равнодушие к людям. Ха… Юлий Цезарь. Интересно, а если я действительно садану, хватит ли у него смелости дать мне сдачи?


Еще от автора Наум Абрамович Халемский
Последний поединок

Из предисловия:…Фашистские оккупанты не могли простить нашим футболистам победы над командой «Люфтваффе». Этому «Матчу смерти», как справедливо назвали советские люди встречу киевских спортсменов с «Люфтваффе», и посвящена повесть «Последний поединок».Однако произведение это не является документальным. Авторы повести отобрали из фактического материала лишь те ситуации, которые они сочли наиболее важными. Изменены в повести и фамилии спортсменов…


Рекомендуем почитать
Открытая дверь

Это наиболее полная книга самобытного ленинградского писателя Бориса Рощина. В ее основе две повести — «Открытая дверь» и «Не без добрых людей», уже получившие широкую известность. Действие повестей происходит в районной заготовительной конторе, где властвует директор, насаждающий среди рабочих пьянство, дабы легче было подчинять их своей воле. Здоровые силы коллектива, ярким представителем которых является бригадир грузчиков Антоныч, восстают против этого зла. В книгу также вошли повести «Тайна», «Во дворе кричала собака» и другие, а также рассказы о природе и животных.


Где ночует зимний ветер

Автор книг «Голубой дымок вигвама», «Компасу надо верить», «Комендант Черного озера» В. Степаненко в романе «Где ночует зимний ветер» рассказывает о выборе своего места в жизни вчерашней десятиклассницей Анфисой Аникушкиной, приехавшей работать в геологическую партию на Полярный Урал из Москвы. Много интересных людей встречает Анфиса в этот ответственный для нее период — людей разного жизненного опыта, разных профессий. В экспедиции она приобщается к труду, проходит через суровые испытания, познает настоящую дружбу, встречает свою любовь.


Во всей своей полынной горечи

В книгу украинского прозаика Федора Непоменко входят новые повесть и рассказы. В повести «Во всей своей полынной горечи» рассказывается о трагической судьбе колхозного объездчика Прокопа Багния. Жить среди людей, быть перед ними ответственным за каждый свой поступок — нравственный закон жизни каждого человека, и забвение его приводит к моральному распаду личности — такова главная идея повести, действие которой происходит в украинской деревне шестидесятых годов.


Наденька из Апалёва

Рассказ о нелегкой судьбе деревенской девушки.


Пока ты молод

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Шутиха-Машутиха

Прозу Любови Заворотчевой отличает лиризм в изображении характеров сибиряков и особенно сибирячек, людей удивительной душевной красоты, нравственно цельных, щедрых на добро, и публицистическая острота постановки наболевших проблем Тюменщины, где сегодня патриархальный уклад жизни многонационального коренного населения переворочен бурным и порой беспощадным — к природе и вековечным традициям — вторжением нефтедобытчиков. Главная удача писательницы — выхваченные из глубинки женские образы и судьбы.