Фортуна на стороне мертвеца - [3]
Сказать ему такое было легко, так как все так и было. Когда я повесила трубку, женщина (а она так и не представилась, и не думайте, что меня не покоробили такие дурные манеры) спросила, как звучал его голос.
Я ответила, что поначалу звучал как обычно — сонно и раздраженно. Но когда я упомянула часы, в голос вкрались панические нотки. Макклоски сказал, что сейчас же приедет, и велел не отпускать эту женщину.
Она довольно кивнула и села на койку — с прямой спиной, положив трость на колени и сжимая ее руками в перчатках. Потом закрыла глаза. Выглядела она такой же умиротворенной, как моя двоюродная бабушка Айда в церкви. А еще она напоминала портреты обездоленных женщин из журнала «Лайф» — побитые жизнью лица в терпеливом ожидании приближающейся бури.
Я подумывала спросить ее, в чем дело. Или хотя бы как ее зовут. В конце концов, имя-то у нее есть. Но решила, что не доставлю ей такого удовольствия. А потому просто стояла рядом и ждала.
Через десять минут молчания она вдруг открыла глаза и произнесла:
— Уилл, думаю, вам лучше выйти на Восьмую авеню. В двенадцати кварталах к югу есть полицейский участок.
— Хотите, чтобы я привела копов?
— Попросите их вызвать лейтенанта Натана Лейзенби. Скажите, что произошло убийство и Лилиан Пентикост велела немедленно прийти. Если, конечно, они не хотят узнать обо всем из «Таймс».
Я открыла рот, но она стрельнула в меня взглядом, в котором явно читался приказ не спорить, и я выскочила из каптерки и помчалась к Восьмой авеню, но у ворот остановилась.
Как я и говорила, я не люблю официальные власти, как и они меня, в особенности тех, что с пистолетами и дубинками и не прочь пустить последние в ход по собственному разумению. А кроме того, что себе вообразила эта женщина? Что я назову ее имя и сюда примчится целый взвод копов?
Лилиан Пентикост. Да кем она себя возомнила?
Так что я тихо вернулась, обогнув котлован. Прежде чем я успела дойти до каптерки, скрип тормозов на Сорок второй улице возвестил о прибытии Макклоски.
Я поспешила скрыться за шатким строением и пригнулась. Стены были тонкими, и я прекрасно все слышала. Но с тем же успехом могли слышать и меня, поэтому я сидела тихо и неподвижно.
Раздались шлепки шагов по твердой почве, а потом со скрипом отворилась дверь.
— Здрасте. Вы кто? И где маленькая циркачка?
— Я отослала Уилл, мистер Макклоски. Решила, что нам лучше поговорить наедине.
— О чем еще поговорить? В чем дело? Вы кто?
— Лилиан Пентикост. — Послышался тяжелый вздох. Видимо, он узнал это имя и не обрадовался. — А дело в том, что вы носите часы убитого.
— О чем это вы? Это ложь! Я купил эти часы. У парня в баре. Стоили двадцать баксов.
Я покачала головой. Видимо, никто ему не рассказывал, что чем больше подробностей, тем проще запутаться в собственной лжи.
— Полиция, конечно же, спросит вас, в каком баре и как звали человека, якобы продавшего вам часы, и так далее, и тому подобное, — сказала мисс Пентикост. — Но думаю, мы можем без этого обойтись. Потому что никто никогда в жизни не продаст «Патек Филипп»[1] за двадцать долларов.
— Не знаю, что еще за «Патти Филип». Тот парень сказал, что он на мели, нужны бабки.
Визгливые нотки в его голосе обличали вину так же явно, как рекламная вывеска на Бродвее.
— Джонатан Маркел и впрямь нуждался в деньгах, мистер Макклоски. Но не настолько, чтобы отдать вам часы.
— Кто такой Джонатан Маркел?
— Человек, которого вы забили до смерти и у которого сняли с запястья часы.
— Дамочка, да вы не в себе.
— Это спорное утверждение. Меня обвиняли в необузданном нарциссизме, истеричности, галлюцинациях и прочих отклонениях. Но грязь на спине пальто мистера Маркела — это не галлюцинация. Грязь явно не из переулка, где нашли его тело. И проломы в его черепе — тоже не галлюцинация. И уверена, они соответствуют свинцовой трубе, которой вы велели Уилл отгонять забредших на стройплощадку нарушителей.
Даже через стену я слышала дыхание Макклоски. Резкое и напряженное.
Когда мисс Пентикост снова заговорила, слова вырывались рывками, словно что-то удерживало их в горле. Я начала сомневаться, так ли уж она спокойна.
— Я бы догадалась и раньше, но… только вчера сумела осмотреть одежду мистера Маркела… в которой он был в тот вечер. Эта стройплощадка — одна из немногих между его клубом и переулком, где его нашли. Может быть, поначалу у вас и не было злого умысла. Может, проведя весь вечер за выпивкой, мистер Маркел хотел найти местечко, чтобы облегчиться, и пролез в дыру в вашем заборе. Приняв его за вора, вы… его ударили. Но… слишком сильно, да? Случайно?
— Да… Да, это было случайно.
Он произнес это хриплым шепотом, как будто вот-вот чихнет. Но так и не чихнул.
— Но второй… и третий удары явно не были случайными. Как не случайно вы украли его бумажник и… часы. Или решили скрыть следы преступления. Это не было случайностью.
И надо же было такому случиться, что именно в этот момент у меня затекла нога. Я поменяла позу, стараясь не хрустнуть гравием. Когда я снова устроилась поудобнее, внутри хибары установилась тишина. А потом раздался резкий щелчок взведенного пистолета.
— Не дергайтесь, дамочка. — Паника в голосе Макклоски звучала еще отчетливее. Я буквально слышала, как пистолет дрожит в его руке.
«Золотая пуля». Так называют в городе агентство, в котором работают журналисты-инвестигейторы (или, в переводе на русский — «расследователи»). Возглавляет это вымышленное агентство Андрей Обнорский — герой романов Андрея Константинова и снятого по этим романам телесериала «Бандитский Петербург». В «Золотой пуле»-3 вы встретитесь не только с Обнорским, но и с его соратниками-журналистами: Николаем Повзло, Зурабом Гвичия, Светланой Завгородней, Нонной Железняк, Георгием Зудинцевым и другими. Все они попадают порой в опасные, а порой и комичные ситуации.
Верить «Золотой пуле» в каждом конкретном случае необязательно, но к атмосфере, излучаемой и воссоздаваемой журналистами, переквалифицировавшимися в писателей, надо отнестись с доверием. Именно этим воздухом мы, к сожалению, и дышим.
Верить «Золотой пуле» в каждом конкретном случае необязательно, но к атмосфере, излучаемой и воссоздаваемой журналистами, переквалифицировавшимися в писателей, надо отнестись с доверием. Именно этим воздухом мы, к сожалению, и дышим.
Александра Карасимеонова по праву можно назвать мастером криминально-психологического жанра, который имеет свои традиции в болгарской литературе. Ушел из жизни человек? Для следователя, от имени которого ведется повествование, случившееся – не просто очередной криминальный казус, но и человеческая драма, затрагивающая судьбы многих людей. Это придает повествованию более широкую основу, позволяет вскрыть социальную, психологическую и нравственную мотивировку поступков персонажей романа, многие из которых, оказывается, имеют два лица, ведут двойную игру.