Форпост для всех - [6]

Пробегая мимо учительской, он увидел внутри кого-то, кто показался ему знакомым, и резко затормозил. Вернулся. Заглянул в дверь и, убедившись, что зрение его не подвело, воспрял духом.

За столом сидел странный гость. Завуч угощал его чаем, и тот пил, неторопливо, дуя на горячий стакан.

Йони было не до церемоний – он должен был успеть решить свою проблему до начала утренней молитвы. Речь шла, в конце концов, о жизни и смерти. Поэтому он, не колеблясь, подошел к человеку, который неторопливо чаевничал в их учительской. Это был тот самый раввин из разрушенной синагоги в Неве-Дкалим. Тот, который не пожелал контактировать с солдатами и полицейскими, а вместо этого имел тогда беседу с таинственным незнакомцем, будто бы вышедшим из стены.

— Здравствуйте, — сказал ему Йони. – Вы знаете, мой брат сейчас находится…

— …в осажденной синагоге. Я знаю, — ответил спокойно его собеседник.

Йони удивился, но, поскольку он очень торопился, решил сейчас не выяснять, откуда этот раввин, имени которого он все еще не знал, знаком с его братом. Зато было очень здорово, что тот в курсе, и ничего не надо объяснять.

— Я приведу к тебе десятого, — продолжил между тем незнакомец. – Но говорить с ним ты будешь сам. Мои возможности вмешательства в данном случае ограничены, поскольку это твоя задача.

— Да… хорошо! – воскликнул Йони. Он мало что понял, что уже одно то, что ему обещана помощь, значило очень много.

За окном раздались голоса, и мальчик невольно отвлекся от своего собеседника. Один из голосов показался ему знакомым, и он произносил его имя. Это был грубый и неприятный голос, и говорил он о нем. Неудивительно, что Йони сделал несколько шагов к окну. И увидел там того самого полицейского, который вытаскивал его из неве-дкалимской синагоги.

Похоже, ему предстояли неприятности. Как не вовремя! Ему всего лишь надо организовать этот миньян. Любые его беды не значили ровным счетом ничего по сравнению со смертельной опасностью, в которой оказался его брат с друзьями, и от которой его мог сейчас спасти только он сам. Тем более, сейчас, когда пришла помощь, не хватало еще, чтобы этот тип забрал его в полицию. А видимо, он за этим и пришел – в последние дни уже нескольких его знакомых арестовали в связи с событиями прошлого лета. Арестовывали просто так, ненадолго, чтобы испугать. Он не очень этого боялся. Но только не сейчас! Только не сегодня!

Полицейский, приехавший за ним, уже входил в школьную дверь. Йони отвернулся от окна и обнаружил, что учительская пуста. Он вышел в коридор и лицом к лицу столкнулся со своим врагом.

— Йонатан Рогов? – грубым голосом спросил его полицейский.

«Наружу в буквальном смысле, то есть за стены синагоги», — прозвучал вдруг в его ушах глуховатый голос. И он понял, что пришла не беда, а помощь.

— Да, я Йонатан Рогов. А тебя как зовут? – обратился он к пришедшему его арестовывать громиле.

— Илан. Илан Коэн, — такой быстрый ответ со стороны полицейского можно было приписать влиянию неожиданности и тому, что голос Йонатана, находившегося в этот момент в критической ситуации, прозвучал очень убежденно. Но чем было объяснить то, что он вдруг протянул мальчику руку?

ЧАСТЬ 3

Полицейский Илан Коэн

Илан Коэн не любил слишком заморачиваться. Но он не любил также, когда его начинало грызть изнутри нечто, что он сам никак не мог определить. Человек более утонченный, чем он, назвал бы это «нечто» совестью. Илан таких слов не употреблял, но от неприятного чувства очень страдал. Оно время от времени посещало его в детстве, когда он обижал брата, отнимая у него мороженое и игрушки. Затем оно стало приходить все реже и реже, и в последнее время он о нем уже благополучно забыл.

Но затем это чувство почему-то вернулось прошлым летом, и вернулось надолго. После той нелегкой работы в Гуш-Катифе, после этих разоренных им синагог, его почти все время мучило что-то неопределимое, но такое же неприятное, как и в детстве. Напрягшись, он уловил, что это неопределимое было чувством, говорившим ему, что он неправ. «Ну и что? – искренне удивился Илан, сделав это открытие. – Разве я сам придумал эту историю? Разве я отдал приказ крушить дома и синагоги и выставлять из них этих мальчишек и девчонок? Почему же я должен страдать?»

И еще кое-что мучило его. Вообще-то, ему обычно было наплевать, что кто-то из окружающих умнее, красивее или богаче его. Его житье его вполне устраивало. Илан Коэн не было завистливым. А тут вдруг он впервые в жизни испытал новое для него чувство, которое он сам не смог определить иначе, как зависть. Он понял, что завидует этим самым «мальчишкам и девчонкам». Самый первый острый укол зависти он испытал, когда только ворвался тогда в эту самую синагогу в Неве-Дкалим. Дети и взрослые, находившиеся там, имели чистые, как будто омытые молитвой лица, которые делало еще чище выражение трагедии, осенявшее их. И Илан понял, что они имели нечто, чего у него не было.

Как уже говорилось выше, он не завидовал чужим богатствам. Но то богатство, о котором шла речь в данном случае, измерялось не золотом и не серебром. Он чувствовал, что это настоящее богатство, и что богатство такого рода ему очень-очень хочется иметь самому.