Формула смерти - [20]

Магнус направился к выходу. Как и все собравшиеся, он знал, что это убийство не привлекло бы такого внимания прессы, если бы оно не связывалось в умах общественности с безумцем, как его ни назови, который орудует в городе.

— Завтра или послезавтра мы произведем вскрытие. Мне хотелось бы, чтобы вы на нем присутствовали, — сказал он Гейл и, не ожидая ответа, начал спускаться по лестнице, преследуемый особенно настырными репортерами.

Как только он вошел в свой кабинет, ему сообщили, что его ожидает детектив из шестого участка Гринич Вилидж по имени Соренсон, доставивший ему пакет. Он оказался величиной с шоколадку, его явно вскрывали и ознакомились с содержимым.

— На бумаге не обнаружено никаких следов, поэтому невозможно установить, кто его прислал, — сообщил ему Соренсон. — На нем нет почтовых знаков, а это означает, что он доставлялся не по почте.

— Ну что же, посмотрим, что там.

Внутри доктор увидел коробочку, а в ней большой, указательный и средний палец руки — он, конечно, проверит, но на девяносто девять процентов уверен, что пальцы от того самого тела, которое он только что осмотрел на Западной двадцать пятой улице. В коробке лежало еще кое-что. Взяв пинцет, он вынул сосок, сгнивший по краю. Следы зубов нельзя было спутать ни с чем другим.

К тому телу он не мог иметь никакого отношения. Магнуса еще не подводила память, и не было смысла убеждаться в этом немедленно. Это означало, что сосок принадлежал той, чье тело полиции еще предстояло разыскать.

Глава 9

Луис Ватерман жил в высотном здании на Парк-авеню, по внешнему виду напоминавшем укрепленный средневековый замок. Под бдительным оком агентов службы безопасности Майкл пересек внутренний дворик, вошел в здание и направился к лифту, который доставил его к месту назначения. Лифтер подождал, пока ему откроют дверь, и только тогда начал спуск.

Дверь открыла чернокожая женщина с добрыми глазами, легкий испанский акцент выдавал в ней уроженку одной из стран Карибского бассейна. Майкл заключил, что она служит у судьи домоправительницей.

— Подождите минутку, пожалуйста, — сказала она. — Я доложу судье о вашем приходе.

Он стоял в отделанном дубовыми панелями вестибюле, рассматривая обрамленные дорогими рамами пейзажи Гудзоновской школы, и, к своему удивлению, чувствовал себя как дома.

Вернулась домоправительница и сообщила, что судья примет его.

— Идите за мной.

Она провела его длинным узким коридором и, открыв перед ним дверь, впустила в величественную, залитую солнцем залу. Судья нежился на софе с книгой в руках, за его спиной в огромном окне просматривалась панорама города: громоздившиеся один над другим небоскребы, казалось, рвались в небо, воюя между собой за простор и солнечный свет.

— Изабелла, — обратился судья к женщине. — Принесите нашему гостю то, что он пожелает из напитков.

— Чай со льдом, если можно.

— Пожалуйста. Есть все, чего захочется.

Одутловатое лицо судьи имело нехороший цвет, да и вообще он показался Майклу более старым и хрупким, чем выглядел на похоронах. Возможно, всему виной плохое освещение, да и Майкл находился не в том состоянии, чтобы рассматривать цвет лица присутствующих.

— Как вам показался Нью-Йорк? — спросил Ватерман.

— Сильно изменился с тех пор, как я его покинул. Даже не знаю, нравится мне он теперь или нет.

— Мне известно, что вы планируете задержаться здесь до тех пор, пока не продадите квартиру Алана.

Майкл подтвердил, что это так. На этой стадии разговора он ощутил некоторое беспокойство. До сих пор он считал, что судья Ватерман желает встретиться с ним, как с другом семьи Фридлэндеров, с давних пор поддерживавшим с ней тесную связь, но сейчас у Майкла создалось впечатление, что эта встреча не просто формальность — на уме у судьи нечто большее.

— Вы не очень-то ладили с Аланом, не так ли? — судья знал, что это так, поэтому не стал дожидаться ответа и продолжал: — Вполне понятно, почему вам не по душе такой оборот дела.

Вошла Изабелла, да так бесшумно, что Майкл не заметил ее до той секунды, когда перед ним возникла чашка чаю. Так же бесшумно вышла.

— Если откровенно, я не понимаю, к чему вы клоните, сэр.

— До меня дошло, что вы предпринимаете некоторые шаги, чтобы добыть дополнительную информацию, касающуюся смерти вашего брата.

Откуда, черт возьми, он это узнал? Из каких источников черпает свои сведения?

— Я не знаю, что у вас за сведения, но, по-моему, никому не возбраняется заниматься обстоятельствами смерти брата и спрашивать об этом одного-двух человек — больше этим некому интересоваться, поскольку все приняли на веру официальную версию полиции, — только сейчас Майкл почувствовал, что повысил голос. Наверное, в этом интерьере его слова, да еще сказанные таким тоном, воспринимались богохульством.

Ватерман поднял руку, чтобы успокоить его, однако не высказал никаких признаков неудовольствия. Еле заметная улыбка даже тронула его губы.

— Насколько я помню, вы всегда не ладили с властями — иногда в этом нет ничего плохого, и такая позиция даже имеет свои преимущества. Если бы я оказался на вашем месте, возможно, я предпринял бы то же самое. Ведь и мне хочется знать правду.