Формула моей любви - [20]

– А теперь, – сказала она, еще чуть понизив голос и придвинувшись к нему поближе, – открывайте глаза и смотрите.

И он распахнул глаза… И обмер, застыв на какое-то мгновение, позабыв обо всем, даже о пыточной боли.

Прямо перед ним, за рекой, за лугом, вытянувшимся длинным прямоугольником, по бокам которого молчаливыми стражами стояли леса: справа – смешанный хвойно-лиственный, а слева – темный, хвойный, серьезный, а за лугом, протянувшимся до горизонта, садилось ставшее нереально большим от зыбкого марева багряное солнце, освещая все вокруг фантастическими красками.

– Ни о чем не думайте, – колдовским голосом шептала ему прямо в ухо девушка, словно обволакивая его чем-то невидимым, теплым, надежным и нежным. – Впустите в себя то, что видите, в самое сердце, и проживайте во всем объеме то, что видите и чувствуете. И дышите медленно, спокойно, вдыхайте то, что видите. – И произнесла, словно выдохнула, совсем уж зачарованно: – И всё-ё…

Марк неосознанно, подчиняясь какому-то внутреннему импульсу, вытащил свою ладонь из ее рук, перевернул и осторожно сжал ее ладошку в своей – так было правильней и так было необходимо ему в этот момент – и смотрел на этот фантастический закат.

Чудесным, непостижимым образом куда-то ушли все его мысли, уступив место ощущениям и чувствам, в которых незаметно растворилась на какое-то время боль. И он почувствовал, как входит в него вся та красота, которую он созерцал, со всеми нюансами и подробностями: с запахами, звуками, ощущениями, с нереальными красками и оттенками.

Они сидели вдвоем, привалившись друг к другу плечами, замерев, не двигаясь, он держал ее тонкую ладошку в руке, и смотрели на закат, проживая вместе все стадии уходящего дня, смотрели на сумерки и на опустившуюся следом ночь. И в их совместном молчаливом созерцании было столько созвучного чувствования глубины переживаемого момента, что эти ощущения были для них обоих красноречивей, информативней, ярче и значимей любых слов и действий.

Марк не осознал и не заметил того момента, когда каким-то образом это состояние восторженности перешло в сон. Он только закрыл глаза, а звездное небо все так же стояло перед его мысленным взором, и под этим небом его тихонько куда-то повело… повело….

Марк проснулся оттого, что замерз.

Он открыл глаза и увидел, что кто-то лежит рядом с ним.

Так.

Он осмотрелся по сторонам, пытаясь понять, где находится, сколько сейчас времени и почему он здесь оказался.

Марк лежал на земле. Рядом, прижавшись к нему спиной, положив голову на его правую руку, спала девушка, которую он обнимал левой рукой. Сверху их обоих, прикрывали два пледа разных расцветок.

Не, ну нормально так.

А вокруг… Стоял тот особый час перед рассветом, когда вся природа словно замирает в ожидании нового дня.

Было очень тихо, только легкий плеск речной волны нарушал эту особую тишину. Небо уже понемногу светлело на востоке, но на западе еще было черным, ночным, кое-где поблескивали звезды.

Часа четыре, наверное, утра.

Все-таки холодновато спать тут. Марк осторожно пошевелился, устраиваясь поудобней и обдумывая, как бы встать и не потревожить девушку.

И вдруг замер, остолбенел, захваченный внезапно осенившей его мыслью – голова не болела! НЕ БОЛЕЛА ГОЛОВА! Как это, а?

Обычно приступ начинался вечером и длился несколько часов кряду, изводя, мучая до полусмерти, порой и всю ночь, и сам собой проходил, оставляя Марка неподвижно лежать после этих инквизиторских пыток, обессиленного, в поту, а порой и не только в нем. От слабости он проваливался в черный, без сновидений, сон и просыпался через несколько часов совершенно разбитым.

И еще день-два уходили на то, чтобы полностью восстановиться.

Он напряг мышцы тела, прислушиваясь к ощущениям, и понял, что чувствует себя прекрасно, только подмерз немного и вон руку отлежал и шею, и еще надо бы в кустики по малой нужде.

Это как? Это как так-то? Не было, что ли, приступа?

Видимо, он так увлекся самодиагностированием, что как-то потревожил девушку, и она проснулась. Попыталась потянуться со сна, а когда это не получилось сделать из-за лежащего рядом Марка, замерла на мгновенье, быстро сообразила, где она находится и в какой ситуации оказалась, осторожно, словно извиняясь, вытащила свою руку из его ладони, тут же села и развернулась к нему лицом.

– Здрасте, – кивнул Марк, приветствуя барышню, осознав некий комизм их положения.

– Здравствуйте, – поздоровалась она в ответ и тут же спросила: – Как вы себя чувствуете?

– Если не считать затекшей руки и шеи, немного замерзших ног, то отлично, – сообщил он, в последний момент вспомнив постоянные бабушкины наставления и поэтому промолчав про необходимость справить малую нужду.

Все-таки он не совсем уж безнадежен и частенько «забывает» про такт из вредности или чтобы поразвлечься.

– А как ваша голова?

– Не болит! – Он приподнялся и сел рядом с ней.

– Так должно быть? Это нормально? Приступ прошел? – заинтересованно выпытывала Клавдия.

– А не было приступа, – радостно улыбнулся Марк. – Он уже готов был начаться, а потом непонятным образом все прошло.

– А так уже бывало?

– Нет. – В предрассветных сумерках ее лицо казалось очень светлым, с размытыми, нечеткими контурами, а глаза странными, темными. Марк спросил тоном преподавателя: – И я очень хотел бы узнать, как вам это удалось? Вы применили какую-то методику? Гипноз?