Формула красоты - [2]

Шеф поёт о поездке. Банальная история. Пария из Подмосковья попадает в Париж. С ним привычная свита, друзья-собутыльники, что с фирмой в договорах и кормятся из его рук. Номер в отеле поражает шефа невиданной прежде роскошью. Как всегда выпили, и шеф уснул с сигаретой в зубах, проснулся в дыму и оказывается прожжен изумительный секретер. Испугался сначала несказанно: как расплачиваться? Но рядом друзья-наглецы. «Не бойся, Володя. По-ихнему: клиент всегда прав, и расплачиваться ни к чему».

Так просто. Как второе рождение. Ощущение безнаказанности. Я – прав, я – клиент, мне доступно всё. Нам с этим теперь придётся жить. А шеф всё поёт об увиденном. И нам приходится слушать. Когда пел Нерон, то удаляться никому не позволялось, даже по необходимости… Рожали в театре, и те, кому пение становилось невыносимым, перелезали через стены и иногда притворялись мёртвыми, чтобы их вынесли вон.

Пора и нам прикинуться мертвыми. Напряжением лицевых мышц сдерживаю зевоту и сам себя за это хвалю: циркач, Трукса на канате.

Когда мне трудно, я отправляюсь посоветоваться с Юрой. Он мой единственный верный друг, что не выдаст, не предаст. С ним мне легко и от него нет тайн.

– Допустим, – говорит Юра, – ты соринкой в глазу, но всё зависит от масштаба. По анекдоту… сидят в лесу Сталин и Хрущёв. Сталин на пеньке, а Хрущёв на муравейнике. Муравьи лезут и он их бьет. Сталин спрашивает: «Ты хоть тех бьешь, что кусают?» «А кто их разберёт.» «Так и я действовал,» – замечает Сталин.

Наверное, Юра прав. Я выпал из руководящего состава и угодил в полосу массовых законов, но я ещё пока в райских садах, а за сады следует расплачиваться.

– Это не вечно, – говорит Юра, – и там, где зимой на снегу были алые пятна, теперь лепестки роз.

– Юра, меня воротит от присутствия босых ног. Я объясню, это от первой встречи. Сидим мы с шефом на кухне, знакомимся, и он шевелит пальцами босых ног.

– И что с того? Ведь он у себя на кухне.

– Да, не могу я так. Такого не допускаю. И мне претит куцая политика «дал-взял».

Теперь-то я задним числом отчётливо понимаю, что не осознал тогда полной опасности разлитой вокруг. Как бедуин, подставляющий лицо освежающему ветерку, не подозревает, что этой эфирной сутью зарождается ураган. Робкой купальщицей ступает он с берега пустыни, чтобы на другой стороне океана продемонстрировать силу и гнев. И я, увы, соперничал беспечностью с бедуином.

Пятно второе

Они вели себя так, словно среди худосочного поля обнаружили пещеру Али-Бабы. Бывает так с карстовыми пещерами: потянуло тёплым воздухом из-под земли, и обнаружился ход-щель, а дальше даже галерея и, наконец, залы сокровищ. И здесь уместны слова знаменитого мафиози: «Хватит на всех». Только ведь каждому своё – одному волшебные шлёпанцы и лампа Аладдина, другим достаточно горсти монет. Для всех нас тогда открылась сказочная возможность – съездить в Париж за казённый счёт. И мы не грабим для этого родного государства. Французы платят за нас.

На этот раз мы отправляемся в новом качестве – с шефом, и в этом пикантность ситуации. Такое прежде казалось невероятным: беспартийный, трижды разведенный, это было непреодолимым барьером для него. Но перестройка порушила эти преграды. Теперь мы едем вместе в Тулузу и Париж подвести итоги полёта. Проект закончен и можно свободно вздохнуть и эта поездка теперь заключительным аккордом, не столько по делу сколько для удовольствия приятного итога.

Три года назад впервые попав в Париж, я был разом и ошеломлён и очарован. В памяти напоенный светом первый день. Свет, казалось, отовсюду, и солнца нет и теней нет. Мы идём по Парижу среди немыслимой красоты. С противоположного берега Сены на нас смотрят Лувр, Самаритен, а рядом у берега приткнулись баржи, совсем по-Жану Виго. Нам и легко и весело от небывалого везения и от легкого вина, выпитого тайком в номере. Как говорится, душа поёт и хочется откровенности.

– Сюда бы Володю, – говорит Славка.

Я согласен, хотя это совершенно невозможно, как жизнь в воде. И если подумать, зачем в Париже наш коротконогий и короткошеий шеф? В силу несбыточности? Нет, никогда не попасть ему сюда по совокупности обстоятельств. Но почему мы подумали вдруг о нём? В силу его неравнодушия. Нам непременно хочется с кем-нибудь поделиться, и шеф присутствует в нас, как стронций в костях.

За рукавом Сены, на противоположной стороне – Нотр-Дам. Оперся на выставленные опоры. Нет, это просто-таки невозможно, и нужно прервать бесконечное восприятие красоты. На Славку мне просто совестно смотреть после многочисленных рассказов шефа об отношениях со славкиной женой. Конечно, сказанное шефом нужно на сто делить. Он столько раз на наших глазах выступал незабвенным бароном К.Ф. Мюнхгаузеном, вытаскивая себя за волосы из очередных болот, но слово не воробей и всё окрашивает в определённые тона, и я смотрю на Славку с сожалением.

С тех пор три года жизни незаметно прошли. Я много раз бывал в Париже, как правило, мимоходом, в начале обычного броска на юг и в конце его.

Наверное, эта кратковременность Парижа и придавала впечатлениям остроту. Вояж в Париж для меня – священнодействие, и я к нему готовлюсь.