Формула клада - [59]

– Ведите, барышня, – пробурчал он. – Только извольте держаться поблизости! – Поручик схватил девчонку за плечо и вытащил из кармана револьвер. – В случае чего – первая пуля ваша!

Та только хмыкнула в ответ и пошла, направляясь на танцующий вдалеке огонек – словно бы там кто-то призывно махал фонарем. Сквозь темноту проступили беленые стены хат и застывшая у околицы фигурка, такая же невысокая и тоненькая. Поручик приостановился, удивленно глядя на точно такую же рыжую девчонку!

– Вас ждут! – с улыбкой обернулась их проводница…

– Ты гля, Нестор Иванович, не соврали девки! И впрямь офицерье! – донесся из-за тына изумленный голос, и на фоне беленых стен стали возникать темные фигуры.

Револьвер поручика плюнул свинцом. Метнувшаяся в сторону рыжая запнулась… и рухнула в пыль. Крик второй рыжей разорвал ночь. Вокруг заорали, защелкали выстрелы, капитан почувствовал, как множество пальцев хватают его, рвут оружие из рук, лезут за пазуху…

– Гляди, письмо! От беляков! Григорьеву! Ах ты ж предатель!

– На митинг! – заорала толпа. – Подать сюда Григорьева, пущай ответ держит! – И повалила по селу с криком и топотом. Пленных офицеров волокли следом. Последнее, что видел поручик, это рыженькая девушка, склонившаяся над второй такой же, тоненькой и рыжей, распростертой в пыли.

Толпа бурлила вокруг занятой под штаб хаты. Из распахнутых окон несся гневный крик:

– Предатели, как Григорьев, позорят всех повстанцев Украины! Им не должно быть места в рядах честных тружеников-революционеров!

– А ты, Нестор Иваныч, меня не замай! Ну и что – Деникин? Как комиссаров с жидовней побьем, народ сам решит, с кем ему устроиться.

– Жидовня тебе не нравится? Погромщик, холуй царский, н-на… – раздался смачный звук удара… и тут же выстрел. Топот ног… из хаты выскочил Григорьев с дымящимся пистолетом в руке и прежде, чем кто-то успел опомниться, взметнулся на спину привязанного у тына белого коня.

– На помощь, хлопцы! – заорал он, гоня коня по улочке. Схватившиеся за винтовки махновцы принялись палить ему вслед, но поднятые конем клубы пыли сбивали прицел…

На крыше хаты поднялась рыжая девушка. Вскинула винтовку к плечу, повела дулом… Раздался выстрел.

Мчащийся галопом конь пронзительно заржал. Скакавший без седла атаман попытался обхватить коня за шею… скользнул по гладкой спине и с размаху грянулся оземь.

– Третий… конь… – сквозь пузырящуюся на губах кровь прохрипел он.

– Смерть атаману! – Подскочивший Махно разрядил пистолет в лицо лежащему. Вокруг них сомкнулась толпа.

Девчонка спрыгнула с крыши хаты, закинула винтовку на плечо и неторопливо подошла к припадающему на ногу белому коню. И принялась краем рубахи отирать кровь, сочащуюся из ссадины на лоснящемся конском боку.

– Зачем же коня? – глотая бегущие по щекам слезы, шептала она. – Конь ни в чем не виноват…

Эпилог Ненайденное золото

Дверь распахнулось, впуская в респектабельную тишину отеля шум и жар раскаленных на солнце константинопольских улочек. Портье за стойкой поклонился вошедшему юноше, едва скрывая презрение за деланой любезностью. Юноша был русским, портье не сомневался: об этом говорила и потрепанная одежда, и вещевой мешок на плече вместо чемодана, а главное – взгляд. У беглецов из бывшей Российской империи, хлынувших в Константинополь после поражения от красных, взгляд был особенный: что у молодых, что у старых, что у мужчин, что у женщин. Взгляд людей, видевших такое, чего человеку в жизни видеть не стоит. Потомок гордых османов их не жалел. Чего жалеть побежденных, да еще держащих себя так, будто за ними по-прежнему стоят их армия и флот и в имениях управляющий только и ждет прислать хозяину денег, а не приходится зарабатывать самым черным трудом, на который ни один осман не согласится. А вот драка русских между собой сулила немалую надежду на возвращение черноморских земель, некогда отторгнутых проклятыми гяурами.

Мальчишка тем временем подошел к стойке.

– Can I see Mr. Sidney Reilly?[77] – негромко спросил он.

Портье и сам не понял, когда спина его почтительно согнулась. Теперь он едва не мел стойку кисточкой фески: пришлый юноша смотрел как русский, а говорил как чистокровный англичанин – уж их-то портье навидался! А у англичан и армия, и флот, и имения – все при них.

– Reilly-effendi is waiting, – прошелестел портье. – Room sixteen[78].

Юноша кивнул и быстро взбежал по лестнице.

– Джереми, какое счастье, вы здесь! – Дверь распахнулась на стук, и лицо хозяина номера озарилось радостной улыбкой. Схватив Джереми за плечо, он втянул его внутрь. Джереми передернуло под его рукой. – Что с вами, вы ранены?

– Да, так неудачно – одно и то же плечо второй раз, – хмыкнул Джереми. – Я тоже рад… быть здесь, мистер Рейли.

Двусмысленный нюанс этой фразы не укрылся от старшего собеседника. Он шагнул назад, с некоторым изумлением глядя на юношу:

– А вы… изменились, Джереми. Думаю, лорду Картрайту будет приятно увидеть, как повзрослел его внук.

Лицо Джереми исказилось довольно зловещей гримасой.

– Давайте перейдем к делу, мистер Рейли, – отрывисто бросил он. – Я выяснил то, что интересует разведку его величества. – Пыльный солдатский сидор плюхнулся на стол, и из него появилась… книжка с торчащими во все стороны страницами: «Лев Толстой «Война и мир», было написано по-русски на потертом корешке.