Формирование государственной территории Северо-Восточной Руси в X–XIV вв. - [4]

. Поскольку только в единодержавии Н.М .Карамзин видел единственное поступательное начало русской истории[36], деление государства и его территории на уделы он расценивал как причину «всех бедствий России»[37], когда после Ярослава Мудрого «государство, шагнув, так сказать, в один век от колыбели своей до величия, слабело и разрушалось более трех сот лет»[38]. На Северо-Востоке это «ослабление и разрушение» сдерживалось великими князьями, которые продолжали иметь права на земли «частных» княжеств. Ярким их представителем был Иван Калита, который «старался присвоить себе верховную власть над князьями древних уделов Владимирских… начал смелее повелевать князьями… предписывал им законы в собственных их областях»[39].

При таком понимании русского исторического процесса, понимании, шедшем вразрез с конкретным материалом, ликвидацию уделов и консолидацию территории под властью одного князя можно было объяснить лишь субъективными желаниями этого князя, в лучшем случае — поддержкой его объединительных усилий мудрыми советниками-боярами. Подобного рода объяснения и давал Н.М.  Карамзин в своем труде: «Мысль великого князя (речь идет о 13-летнем Дмитрии Московском. — В.К.) или умных бояр его мало помалу искоренить систему уделов, оказалась ясно…», другие князья были изумлены «решительною волею отрока господствовать единодержавно…»; «природа одарила внука Калитина важными достоинствами; но требовалось немало времени для приведения их в зрелость, и Государство успело бы между тем погибнуть, если бы Провидение не даровало Димитрию пестунов и советников мудрых, воспитавших и юного князя и величие России»[40]. Почему погибло бы государство, если бы великим князем стал представитель не московской, а тверской или нижегородской княжеской линии, Н.М.  Карамзин не писал. Рассмотрение таких «мелочей» означало бы для него отказ от проводимой концепции, потребовало бы более углубленной разработки истории Руси «удельного периода» и, как следствие этого — выяснения характера великокняжеской и удельнокняжеской власти на определенных территориях. Всего этого Н.М.  Карамзин постарался избежать.

Представив эпоху феодальной раздробленности как «темный» и малозначительный период русской истории, Н.М.  Карамзин, естественно, не интересовался процессами дробления и консолидации территорий княжеств. В его труде нельзя найти обобщающих данных о существовавших в XIII–XV вв. северо-восточных русских княжествах, их центрах и примерных границах, административном делении и т. п.

Если многие проблемы образования и эволюции государственной территории Северо-Восточной Руси остались вне интересов Н.М.  Карамзина, то нельзя не отметить его стремления к точной локализации указанных в летописных известиях, правда лишь домонгольского времени, городов, сел, рек и урочищ, расположенных на этой территории.

Выяснение таких конкретных вопросов способствовало решению более широких задач: определению приблизительных размеров территории, ее административных центров, маршрутов походов и т. д. В методику локализаций Н.М.  Карамзин сумел внести значительную лепту. Определяя место того или иного древнего географического объекта, он исходил из обстоятельного анализа описания места событий в летописях, сопоставлял между собой различные летописные версии об этих событиях, географические номенклатуры XI–XIII вв. он сравнивал с данными известного географического справочника XVII в. «Книги Большому Чертежу» и, видимо, с показаниями современных ему карт.

В результате многие географические объекты XI — первой трети XIII в. Северо-Восточной Руси были определены Н.М.  Карамзиным верно[41]. Впрочем, были и ошибки[42]. Что касается послемонгольского периода, то здесь историк сделал гораздо меньше. Выписывая вслед за М.М.  Щербатовым длинные перечни волостей и сел из духовных грамот московских князей, он оставлял их без каких-либо комментариев, лишь в единственном случае мимоходом заметив, что «многие из сих деревень или сел известны и ныне под теми же именами»[43].

К середине XIX в. изучение истории формирования территории Древней Руси и Русского государства, а также определение местоположении различных древних географических объектов вылилось в публикацию ряда уже специальных работ, посвященных этим сюжетам. Среди них должны быть отмечены разыскания М.П.  Погодина о местонахождении городов, селений, рек и урочищ древнерусских княжеств домонгольского времени, дополненные Н.И. Надеждиным и К.А.  Неволиным[44]. Один из разделов исследования М.П.  Погодина посвящен географическим номенклатурам Переяславского (Южного) княжества, в состав которого М.П.  Погодин включил и Ростовскую землю[45]. М.П.  Погодин выписал почти все такие, относившиеся к Северо-Востоку номенклатуры из русских летописей за период до конца 30-х годов XIII в. Их оказалось больше, чем, например, у Н.М.  Карамзина. Но при локализации летописных названий М.П.  Погодин из-за поверхностного анализа не смог существенно дополнить своих предшественников. Напротив, иногда М.П.  Погодин делал ошибки по сравнению с ними или предлагал явно неудачные варианты