Форма жизни - [34]

Юноша брёл, спотыкаясь и падая, теряя последние силы, уже утратив всякую надежду на возвращение. Куда ни глянь — повсюду одни и те же пейзажи: мёртвый, покрытый паутиной трещин вулканический грунт, издающий лёгкое потрескивание, вбирая в себя жаркие лучи восходящего светила, да струящееся марево нагревающегося воздуха, которое меняло очертания камней, делая их зыбкими и расплывчатыми.

По телу Кайла струился пот.

Он уже не хотел ничего — ни жизни, ни смерти, его разум, казалось, давно погас, а телом движут лишь инстинкты.

…Солнце поднялось ещё выше, превратив участок равнины, по которой двигалась одинокая фигурка, в раскалённую сковороду. Некоторые камни начинали лопаться от жары, без видимой причины вдруг покрываясь сеткой трещин и с лёгким шорохом рассыпаясь угловатым щебнем.

В недолгие минуты просветления, когда разум возвращался к нему, Кайл с ужасом смотрел вокруг, подозревая, что давно должен был превратиться в иссохший труп, но ведь этого не происходило! Он не понимал, что за процессы протекают в его организме, юноша даже толком не знал, что на самом деле, кроме громких проклятий, кроется за этим термином — изменение.

Он продолжал идти, машинально переставляя ноги.

Защитный костюм уже не мог уберечь его от разлившегося над открытым участком равнины испепеляющего света, кожа под серым балахоном стала сухой и шершавой, пот больше не струился по ней, а на ткани одежды белели разводы высохшей соли.

Голова пылала, язык едва ворочался во рту, и с каждым шагом Кайл всё явственнее начинал понимать, что человеку не место на этих раскалённых днём и промерзающих ночью равнинах, словно кто-то незримый постоянно нашёптывал ему на ухо эту мысль.

Наступил миг, когда он не смог дышать. Равнина раскалилась до такой степени, что из трещин между камнями начали бить струи газа, а трубки дыхательного аппарата скорчились, не выдержав температуры фильтруемого в них воздуха…

Кайл упал, не в силах идти дальше.

Последнее отчаянное, уже не осознанное, а скорее конвульсивное движение приподняло его голову, и перед мутным взглядом юноши вдруг предстал странный пейзаж.

Метрах в двухстах от него, под сенью одинокой скалы, похожей на ту, из-под прикрытия которой выскочили атаковавшие обоз Сервы, стоял невысокий, сложенный из прямоугольных каменных блоков одноэтажный дом с плоской крышей, покрытой чем-то наподобие зеркала.

От дома во всех направлениях разбегались ровные, тщательно распланированные дорожки, по краям обсаженные невиданными кустами, протянувшими свои серебрящиеся ветви навстречу испепеляющим лучам солнца.

Неподалёку от дома, у пруда, заполненного ртутно поблёскивающей жидкостью, сидел человек. Он был занят весьма бесхитростным занятием: распиливал надвое глыбу мягкой вулканической породы, придавая ей форму блока.

— Помогите… — отдавая последние силы, прохрипел Кайл, уже не надеясь, что шелестящий звук его голоса долетит до этого призрачного строения…

* * *

Его действительно никто не услышал, но спустя некоторое время Кайл снова пришёл в себя.

Мираж не исчез, он остался точно таким же — ясным, контрастным, материальным.

Человек сидел вполоборота к нему на осколке лунной породы, который он неторопливо распиливал надвое, действуя при этом обыкновенной ножовкой, какие предназначены для резки металла.

Глыба камня была мягкой, податливой, а терпение человека — безграничным. Стоило посмотреть, как спокойно, равномерно, без судорожных рывков и излишних усилий двигается ножовочное полотно, как тут же становилось ясно — он получает удовольствие от выполняемой работы.

Кайл увидел его издали, и эта картина, воспринятая им в первый момент как мираж, бред, внезапно придала ему сил, чтобы ползти дальше, двигая своё непослушное тело к маленькому островку непонятной жизни, приютившемуся у скального основания, на самом краю мёртвой, покрытой кратерами пустыни.

Он полз, задыхаясь от своих усилий и порождаемой ими боли. Каждое движение причиняло ему нестерпимые муки, но ещё худшим было осознание того, что поразившая его проказа продолжает расползаться по коже уродливыми металлизированными пятнами.

Человек, казалось, не видел и не слышал его. Он спокойно продолжал своё занятие.

Кайл уже не видел ни маленького садика с ртутным прудом, на краю которого раскинул свою колючую крону металлический кустарник, ни мощённых красивым, гладко отшлифованным камнем дорожек, ни маленького домика, наполовину врезанного в скалу. Он полз, стараясь удержать перед своим помутившимся взглядом спину человека, а его губы кривились в запредельном усилии, пока с них не сорвался наконец крик:

— Помогите!..

Человек перестал двигать ножовкой.

Несколько секунд он сидел напряжённо и неподвижно, словно имел глаза на затылке или мог видеть происходящее у него за спиной каким-то иным образом, потом отложил свой нехитрый инструмент и встал.

Силы к этому моменту окончательно покинули Кайла. Он понял, что умирает, и все усилия, вся та страсть к жизни, что двигала им на протяжении последних дней, вдруг показались глупыми, ненужными, весь мир тонул в нечеловеческой боли, которая выжигала его изнутри, и он уже молил о смерти, хотел её.