Фонтаны на горизонте - [48]

Ее глаза смотрели на море с таким напряжением, точно пытались в нем разглядеть ответ. Елена Васильевна, на мгновение опустив веки, увидела перед собой Северова, его спокойное мужественное лицо, его внимательный, изучающий и добрый взгляд. Да, да, у капитана были добрые глаза, как же это она раньше не заметила.

– Пойду полежу, – сказал Журба.

Его слова прозвучали для Захматовой откуда-то издалека.

Она машинально кивнула. Взгляд у нее был отсутствующий. Кто-то, тронув ее за руку, осторожно и почти боязливо спросил:

– Мадама, его шибко больной?

Ли Ти-сян с тревожным ожиданием смотрел на Захматову. Она покачала головой, улыбнулась, приподняв верхнюю с пушком губу, открыла ровные влажные зубы.

– Нет, Журба скоро совсем будет здоров.

– Сыпасиба, – закивал головой Ли Ти-сян и вприпрыжку догнал Журбу, взял его под руку.

Захматова крикнула им вслед:

– Максим Остапович, вечером зайди ко мне. Перевязку сделаю!

Хорошо... товарищ Захматова, – обернулся Журба. – Хорошо, Елена Васильевна.

Захматова направилась к себе в каюту. Провожавшие китобойцев моряки неторопливо покидали палубу, обсуждали, какой будет охота, как начнется промысел.

Солнце по-прежнему светило щедро, покрывая глянцем воду. Скалистые берега, изъеденные непогодой и временем, стояли обнаженные, без единого деревца. Они казались крепостными стенами, которые выдерживают непрерывный штурм океана. На птичьем базаре волнение несколько улеглось, и теперь все карнизы утесов были усеяны птицами. У борта базы показалась усатая морда нерпы. Ее немигающие глаза уставились на судно.

Елена Васильевна улыбнулась – так забавен был вид крупноголового зверя – и тут же, не успев прогнать улыбку, Захматова быстро повернула лицо влево, чувствуя на себе чей-то пристальный взгляд. Чей? Мимо проходили моряки, и все были незнакомы ей. «Почудилось», – подумала Захматова. Ее улыбка медленно сошла, лицо стало спокойным. Она сделала несколько шагов и увидела, что за людьми мелькнул и скрылся знакомый профиль – высокий лоб, под ним неестественно маленький нос, острая светло-рыжеватая бородка клинышком. Захматова рванулась вперед.

– Товарищ Комбаров!

Ее голос прозвучал так громко, что многие моряки оглянулись на Захматову, а она почти побежала по палубе, но через несколько шагов остановилась и растерянно оглянулась. Человека со знакомым профилем не было. Он исчез, словно растворился в воздухе. Моряки вокруг улыбались, посмеиваясь над ее видом. Захматова не обращала на них внимания.

«Я не могла ошибиться, – думала она хмурясь. – Это же Комбаров».

Захматова была уверена, что она не ошиблась. Теперь только она вспомнила, что, кроме лица, она заметила и вздернутые плечи человека. «Конечно, это Комбаров, – окончательно решила она. – Но как же он мог оказаться на этом судне? Владимир Иванович Комбаров работает инспектором в кооперативном отделе губисполкома. Что ему делать на китобойной флотилии? Может, я все-таки обозналась?» Но что-то говорило ей, что она не ошиблась, что она видела именно Комбарова. «Нужно сказать Ивану Алексеевичу», – подумала Елена Васильевна.

Она с нетерпением ждала возвращения Северова, и весь день бродила по базе в надежде встретиться с Комбаровым.

С еще большим нетерпением ждал возвращения китобойных судов Комберг. Он с мрачным лицом лежал на своей койке в матросском кубрике и с тревогой прислушивался к каждому стуку двери. Этой Захматовой может прийти в голову мысль разыскивать его. В ушах Комберга все еще звучал голос врача: «Товарищ Комбаров!» Черт бы ее побрал. Узнала! И зачем ему нужно было выходить на палубу, да еще разглядывать эту большевичку! Как он объяснит ей, комиссару Северову свое пребывание здесь?

Комберг беспокойно заворочался на койке, отвернулся лицом к переборке, но тут же лег на спину. Спокойствие не приходило. «Скорей бы вернулся Бромсет! С базы надо уходить! Или же убрать Захматову! Нет. Это слишком рискованно. Можно испортить все дело. Впрочем, пусть все решает сам Юрт». Однако, переложив все заботы на гарпунера, Комберг не почувствовал облегчения. Время для него тянулось мучительно медленно...

Все население китобойной базы как бы притихло, прислушивалось к рокоту океана, к шуму волн, к ровному посвисту ветра. А не донесут ли они до базы звуки охоты, гул выстрела гарпунной пушки, радостные крики китобоев... Так бывает всегда при начале промысла. Люди живут одним ожиданием первого кита, говорят о нем, готовятся к его встрече. Так было и на «Веге». В кубрике матросы рассказывали друг другу истории из китобойного промысла и, как все охотники, преувеличивали и размеры китов и опасность. Лишь Комберг не разделял этого ожидания. Ему в долгие, полные страха часы невольно вспоминалась вся жизнь: детство в захолустном финляндском городке, затем учеба в прусском кадетском училище.

Получив первый офицерский чип, Комберг был направлен в секретную школу, в русский отдел. Фон-Плаквиц, генерал и начальник училища, нашел, что облик Вильгельма Комберга «истинно славянский». Так получил Комберг новое имя – Владимир Иванович Комбаров.

После школы он очутился в Сибири как закупщик хлеба для фирм Дании. Вместе с деловой перепиской о стоимости ржи, пшеницы, овса, о количестве отправленных и закупленных пудов шли рапорты о расквартировании сибирских дивизий, о депо и мостах, о завербованных агентах.