Фонарь под третий глаз - [22]

— А-а… — начала было Маруська, но под строгим взглядом Шурки осеклась, зажав рот ладошкой.

— Проходите в кабинет, — позвал все тот же скрипучий голос. — Можете не разуваться.

Я посмотрела на свои полусапожки, потом на афганские ковры ручной работы. Неловко как-то топтать произведения искусства сапогами, пусть даже эксклюзивного испанского производства. Сразу вспомнился фильм, где разъяренные матросы и солдаты шлепали кирзачами по мраморным лестницам и ценнейшему паркету Зимнего дворца. Шурка с Маруськой, похоже, сомнениями особенно не терзались. Они смело двинулись на зов хозяина. Со вздохом сожаления, чувствуя себя вандалом, я последовала их примеру.

В кабинете антиквара одна стена все ж таки была полукруглая, та, которая с окном, а вот мебель — все тот же антиквариат.

«Вот бы в туалет заглянуть», — возмечталось мне, но вовсе не потому, что приспичило. Просто было интересно: может, у Серафима Карловича и горшок в стиле «Людовик какой-то»?

Хозяин дома-музея, мужчина лет шестидесяти, встретил нас, сидя в инвалидной коляске. Ноги антиквара окутывал шерстяной плед в черно-желтую клетку. Он совсем не был похож на Плюшкина — именно так, по моему мнению, должен выглядеть любой антиквар. Этот же и выглядел, и вел себя как император на пенсии. Бархатная домашняя курточка пурпурного цвета с атласным воротником и манжетами выгодно оттеняла благородную седую шевелюру Карловича. Из-под мохнатых и тоже седых бровей сверкали совсем не стариковские глаза. На мизинце левой руки дядечки таинственно поблескивало кольцо с бриллиантом, по виду ужасно старинным и дорогим.

«Антиквариат! — восхищенно подумала я и покосилась на Шурку: — Ничего себе друзья у моего начальника! А говорил, он просто коллекционер. Если это коллекционер, то я — королева Англии!»

— Ну-с, господа, — разлепил тонкие губы Серафим Карлович, — я готов вас проконсультировать. Расценки, надеюсь, вам известны.

Я с изумлением посмотрела на Шурку: ни о каких расценках он, по-моему, не говорил. Шеф сделал успокаивающий жест рукой, из которого следовал однозначный вывод — все расходы он берет на себя. Маруська извлекла из своей сумочки пластиковый пакет с таинственной железякой.

— Положите на стол, — велел антиквар. Подруга с готовностью исполнила приказание.

Серафим Карлович подкатил на своей коляске к столу, извлек откуда-то тонкие резиновые перчатки, с величайшей осторожностью вытащил из пакета нашу находку и погрузился в ее изучение.

Минут пять Манька, я и Шурик дышали через раз, зато сердца наши колотились, как сумасшедшие. Потом мы с подружкой стали нетерпеливо попискивать, а Маруська даже рискнула произнести:

— Ну?!

Шурка снова метнул в нее гневный взгляд, но тут Карлович поднял на нас глаза и сипло спросил:

— Откуда у вас ЭТО?

Лицо антиквара выражало целую гамму чувств: от испуга до неподдельного восхищения. Шурка немного растерялся. Думаю, он впервые видел своего приятеля в таком состоянии. Сообразив, что никто не собирается отвечать Карловичу, я, пожав плечами, неуверенно молвила:

— Кхм… Нашли на чердаке старого дома.

Серафим Карлович как-то нервно рассмеялся:

— Старого дома?! Ха-ха-ха… Позвольте узнать, насколько старого? Ему должно быть около двух тысяч лет, и расположен он явно не в Подмосковье.

— Какое это имеет значение? — подала голос Маруська. — Лучше скажите, что это за штуковина и имеет она хоть какую-то цену или нет?

Антиквар снова уткнулся в железку и опять надолго замолчал. Мне внезапно захотелось взять статуэтку какой-то дамочки с собачкой в руках и запустить ею в Карловича. Ну и что, что безделушка антикварная, зато с виду очень тяжелая! Может, удар по седой башке заставит ее обладателя заговорить! Глаза Маньки горели хищным огнем дикой пантеры, вроде той, что стоит в гостиной этого дома. Даже мой начальник, выдержке которого могли бы позавидовать профессионалы преферанса и покера, задергал щекой. Это я посчитала верным признаком нетерпения. И вот, когда силы мои уже были на исходе, а намерение использовать статуэтку в качестве метательного ядра окрепло, Серафим Карлович внятно проговорил:

— Это копье Лонгина.

Манька восхищенно закатила глаза, шмыгнула носом и выдохнула:

— Ух, ты! А что это?

Антиквар обвел сочувственным взглядом наши удивленно вытянувшиеся лица и усмехнулся дремучести, свойственной отдельным гражданам.

— Помните, как казнили Иисуса Христа? — задал неожиданный вопрос Карлович.

— Ka-кажется, его распяли, — заикаясь, ответила я. — Или историю уже переписали?

— Нет, нет, все правильно. По приказу Пилата и решению Синедриона Христа распяли. Голгофу, место, где проходила казнь, охраняла римская сотня. Командовал ею Гай Кассий Лонгин. В задачу Лонгина входило уколоть казненных в бок, дабы убедиться в их смерти… — Серафим Карлович умолк, пожевал губами и продолжил: — Н-да, так вот. Этот самый Лонгин страдал катарактой. Он случайно попадает Иисусу не в бок, а в сердце. Кровь брызжет Лонгину в глаза, и он чудесным образом исцеляется. Ну, Лонгина позже причислили к лику святых, а само орудие убийства объявили святыней. Легенды, кстати, наделяют копье потрясающими свойствами. Во-первых, его нельзя ни сломать, ни затупить, а во-вторых, обладатель копья получает неслыханное могущество и власть над миром. К примеру, египетские фараоны. Пока копье было у них, Египет достиг невиданного расцвета. Потом копье «всплывает» у императора Константина Великого. Кстати, по его приказу копье видоизменяется — к нему добавляется гвоздь с креста Иисуса. Изменение внешнего вида святыни позже вошло в привычку у ее владельцев. Отсюда и серебряные пластины, и золотые нити. Правда, гвоздь никто не трогал… В результате внешний вид копья довольно сильно изменился. Потом была какая-то запутанная история, которую я не помню, честно говоря. Знаю, что копьем обладал и Карл Великий, основатель Первого рейха, одержавший, между прочим, немало исторических побед; и Наполеон владел этой реликвией. Примечательно, что перед походом в Россию копье у Бонапарта выкрали…