И не раз кровью обливалось мое сердце при чтении этого письма. Вот что я из него узнал.
Этой осенью профессор снова решил попытать счастья в лесах на Студеном ключе.
С ним поехал Арсений, а меня заменил брат Виктора Степановича, доктор и тоже охотник.
Ночевали в той же лесной избушке, что и мы.
Виктору Степановичу долго не везло: все не мог поднять ни одного выводка рябчиков, бегал по лесу без выстрела.
В одном месте заметил медвежий след, и не очень старый. На всякий случай вложил в левый ствол разрывную пулю «жакан», а в правом оставил мелкую дробь – на рябчиков. И, конечно, через минуту забыл про медведя: рябчики увлекали его куда больше.
Забрался в чащу, выбрался из нее и увидел перед собой громадный ствол лежащего на земле дерева.
Подумал: «Под ним, наверно, сидят рябчики. Вот непременно сидят».
И осторожно, стараясь не шуметь, взобрался на колодину.
Первое, что он увидел, был медвежонок. Рядом поднялся другой. Оба встали на дыбашки.
«Медведица?» – успел только подумать Виктор Степанович и тут же ее увидел: она мирно спала на разрытом муравейнике под колодой – лохматая, бурая.
Виктор Степанович сообразил, что отступление для него невозможно: сзади чаща.
Один из медвежат тоненько рявкнул.
Медведица мгновенно поднялась, повернулась…
Виктор Степанович, ничего больше не соображая, выстрелил ей в грудь почти в упор сразу из правого и левого ствола.
Что-то громадное, жаркое, громко ревущее ударило его в грудь – и все.
Доктор, брат Виктора Степановича, услышав оглушительное близкое «тара-рах!» – крикнул брата раз и два. В другой стороне откликнулся Арсений. А Виктор Степанович не отозвался.
Доктор встревожился, кинулся через ельник туда, где были выстрелы.
Страшная картина внезапно открылась ему: в двух шагах – громадная колодина и на ней – повисший во весь рост медведь.
В один миг доктор прикинул в мыслях: «Виктор под ним… стрелять невозможно».
Он выхватил охотничий нож, прыгнул на медведя и всадил ему нож под лопатку.
Медведь не шевельнулся.
Доктор отпрянул, обезумевшими глазами уставился на зверя.
У медведя были вышиблены оба глаза и напрочь снесен нос. В груди, рядом с застрявшим в ране ножом, зияла черная от крови рана.
Доктор понял, что он вонзил свой нож в мертвого уже зверя.
«Где же Виктор?»
Виктора Степановича не было.
Вдруг острые когти резнули ногу доктора сквозь толстые брюки. Он обернулся.
Порядочного роста медвежонок опирался об его ногу. Доктор выхватил нож из мертвой медведицы и с размаху ударил им медвежонка.
Медвежонок упал.
– Виктор!.. Витя! – закричал доктор.
В ответ ему прогремел выстрел, потом другой.
– Сюда, сюда! – крикнул доктор.
Из-за деревьев выскочил Арсений с дымящимся ружьем. Юноша волок за собой убитого медвежонка.
– Виктор убит… Пропал! – в неистовстве закричал доктор и бросился через колодину к племяннику.
Подошвы скользнули по гладкому стволу, и доктор ухнул в яму.
Падение не оглушило его: в яме была мягкая гниль и густой папоротник. Доктор нащупал под рукой что-то твердое, теплое.
Кость… нога!
Он быстро раздвинул папоротник: на дне ямы лежал Виктор Степанович. Все лицо и вся грудь его были залиты кровью.
Доктор приник ухом к сердцу.
– Жив! Арсений, сюда!
Вдвоем они с трудом выволокли из ямы отяжелевшее тело Виктора Степановича.
Арсений сбегал на Студеный ключ. В кожаной шапке принес воды.
Наконец Виктор Степанович глубоко вздохнул и открыл глаза.
– Долго же я спал, – сказал он, – совсем как в сказке. – И, вдруг забеспокоившись, спросил: – Который час? Пора, а то здесь ночевать придется.
Он ничего не помнил: ни как увидел медвежат и медведицу, ни как выстрелил, ни что потом было.
Доктор отер кровь с лица брата, распахнул одежду на груди и с удивлением увидел, что Виктор Степанович нигде не ранен: кровь на нем была кровью убитых над ним медведей.
Пока Арсений поил дядю студеной ключевой водой, доктор осмотрел медведицу. Ее глаза и нос были разбиты зарядом мелкой дроби. Пуля вошла в грудь и разорвалась в сердце.
И с этими-то ужасными ранами зверь успел взлететь на высокую колодину и ударить врага с такой силой, что тот грохнул в яму, как легкая чурка, – и все забыл.
«Теперь я припомнил все, – кончает свое письмо Виктор Степанович, – вплоть до момента, когда стрелял. Дальше – пустота, пока не очнулся в объятиях брата.
Пишу вам, сидя на пне у избушки, прильнувшей к косогору Студеного ключа. Кругом мало что изменилось: тот же суровый и темный лес, да луга, да ширь поднебесья; рябчики в желтой листве березы, глухари на черных в золоте лиственницах.
Странно мне, что я убил такого громадного и страшного… рябчика. Я же не за ним шел. И мне кажется, что это не я, а кто-то другой.
Меня по-прежнему влекут рябчики, одни только рябчики. Признаться вам, я до сих пор ни одного не добыл. Но я не теряю надежды: не всегда же мне бить медведей.
Когда-нибудь убью и рябчика».