Фолкнер - [117]

Гэвин предлагает Темпл единственную альтернативу — идти в тот же вечер к губернатору и рассказать ему все. Темпл спрашивает его — зачем? "Я вам уже сказал, — отвечает Гэвин. — Во имя правды". И тогда Темпл удивленно говорит: "Ах, какие пустяки! Сказать правду только для того, чтобы она была сказана, отчетливо, громким голосом, тем количеством слов, которые для этого потребуются? Только для того, чтобы она была сказана и услышана? Чтобы кто-то, неважно кто, ее услышал?" Но она понимает, чего добивается от нее Гэвин: "Зачем вы темните? Почему не сказать прямо, что это для блага моей души… Если она у меня есть".

Работа над пьесой шла пока без участия Джоанны — она была загружена своими университетскими занятиями. Но Фолкнер не хотел отказываться от идеи писать вместе. Он подробно сообщал ей, как идет работа, посылал ей новые написанные им куски. Однако из их переписки видно, как постепенно в отношения учителя и ученицы вкрадывалась новая нотка. Для Джоанны он по-прежнему оставался великим писателем, перед талантом которого она преклонялась. А вот он видел в ней не только начинающую писательницу, но и привлекательную женщину, чья молодость и обаяние волновали его. Он никогда не забывал о разнице в возрасте — ему было 53 года, а Джоанне — 21. И все-таки в одном из писем он писал ей, что постарается "быть таким, каким она захочет", но напоминал ей, что он "способен не только придумать все, что угодно, но даже поверить в это и надеяться".

В другом письме, отправленном в мае 1950 года, он жаловался ей: "Я несчастлив. Работа не может заменить собой все остальное, даже если она подвигается хорошо, как в этом случае".

В эти же дни пришло известие, что Американская академия искусства и литературы присудила Фолкнеру медаль Хоуэллса, присуждаемую раз в пять лет за наиболее выдающиеся литературные произведения. Он отказался приехать на церемонию вручения. Ван Дорену он написал: "Мне очень жаль, что я не смогу присутствовать. В это время года я фермер, а ни один фермер в Миссисипи, пока он не продал свой урожай, не имеет ни времени, ни денег, чтобы куда бы то ни было ездить".

А он тем временем увлеченно работал над вторым актом. На этот раз местом действия стал кабинет губернатора штата в Джексоне, куда в два часа ночи накануне казни Нэнси Гэвин Стивенс привозит Темпл.

Темпл понимает, что должна рассказать всю правду, но ей это мучительно трудно, и начинает она с привычных уверток, но тут же раскрывает себя: "Почему я не могу перестать лгать?" — в отчаянии говорит она. Разговор начинается с судьбы Нэнси, но все трое знают, что для того, чтобы объяснить побудительные причины преступления Нэнси, Темпл должна рассказать нечто, мучающее ее в течение всех этих восьми лет. "Я должна рассказать все, — говорит она, — чтобы объяснить вам, почему я должна была иметь рядом с собой наркоманку, проститутку, чтобы разговаривать с ней, объяснить, почему Темпл Дрейк, наследница давнего рода государственных деятелей и воинов, высоко оцененных в высокочтимых анналах нашего суверенного штата, не могла найти никого, кроме черной наркоманки и проститутки, с кем она могла бы найти общий язык".

И дальше она продолжает: "Как много я должна рассказать, высказать, заявить во всеуслышание, чтобы каждый, у кого есть уши, мог услышать, рассказать о Темпл Дрейк то, о чем я думала, что ничто на свете, даже убийство моего ребенка и казнь черной наркоманки и проститутки, не заставит меня рассказывать".

Она сознает, что ее признание нужно не для спасения Нэнси, которую уже ничто спасти не может, а ради ее самой — Нэнси нарушила закон, за что суд в Джефферсоне и приговорил ее к смертной казни. Но Нэнси задолго до того, как она предстала перед судом, определила свою ответственность и смирилась с последствиями своего поступка. Что же касается Темпл, то она невиновна перед судом и законом, и никто, кроме нее самой, не может определить ее вину. Только она сама, ее собственная совесть.

Темпл хочет обрести душевный мир и понимает, что обрести этот мир можно только через страданье. Она так и говорит губернатору: "Мы пришли сюда в два часа ночи не для того, чтобы спасти Нэнси Мэнниго. Нэнси Мэнниго никакого отношения к этому не имеет, потому что адвокат Нэнси сказал мне еще до того, как мы выехали из Джефферсона, что вы не собираетесь помиловать Нэнси. Мы приехали сюда и подняли вас с постели в два часа ночи только для того, чтобы предоставить Темпл Дрейк справедливую возможность страдать — вы знаете, просто страдание ради страдания, как тот русский или еще кто написал целую книгу о страдании, не о страдании за что-то или по поводу чего-то, а просто о страдании". Этот намек на Достоевского весьма характерен: создавая "Реквием по монахине", Фолкнер думал о Достоевском, о тех моральных проблемах, которые ставил в своем творчестве великий русский писатель.

Для того чтобы губернатор понял истоки и причины трагедии, происшедшей четыре месяца назад, он должен иметь представление о том, что случилось восемь лет назад. И Темпл рассказывает ему об этом. А когда ей уж очень трудно выговорить какие-то слова, ей на помощь приходит Гэвин Стивенс. Впрочем, его роль не сводится только к этому — он то и дело дает свое толкование событиям и поступкам, имевшим место тогда.