Фокусник (сборник рассказов) - [8]
— Может, съедите чего? — дружелюбно спросил он.
— Если холодное, то лучше уж не надо, — сказал я, наполняя оба стакана до краев тягучим янтарным вином.
— Есть дичь, рыба, — предложил корчмарь. — Что прикажете?
— Времени у меня мало, спешу.
— Через пять минут все будет готово, — улыбнулся он.
От этой улыбки на душе у меня сразу сделалось весело, и я подумал, что не прощу себе, если уйду, так и не отведав здешней кухни.
— А рыба у вас какая?
— Любая, что водится в Шеде.
— И карликовый сом?
— Сколько угодно.
— Ну, разве что его…
Корчмарь тотчас исчез.
Один из стаканов я подвинул соседу.
— Ваше здоровье, — сказал я, поднимая свой, и с удивлением заметил, что обращаюсь к нему вроде как свысока.
Он жадно схватил стакан, обернулся, и я впервые мог разглядеть его. Это был тщедушный мужичок с рыжеватыми волосами. Кожа на его морщинистом лице повсюду, за исключением выпуклых желваков, намертво прилипла к кости; всю правую половину лица ему когда-то давно обожгло взорвавшимся порохом, и теперь она была усеяна черными крапинками и свищами, особенно густо теснившимися на лбу и вокруг глаза. Одна из крупинок попала в глазной белок и чернела там, вызывая одновременно жалость и страх.
— Лайош Радам, — представился он. — Спасибо. — И залпом выпил.
Фамилия показалась мне странной[2], но вниманием моим в тот момент целиком завладел янтарный напиток. Скажи кто-нибудь прежде, что лучшее в своей жизни вино мне доведется пить в каком-то захолустье, я бы поднял того человека на смех. Теперь, однако, его очередь посмеяться, ибо здесь, в захолустье, в этой самой что ни на есть завалящей корчме, я пил лучшее в своей жизни вино.
— Колоссально! — восторженно заметил я, обращаясь к Лайошу Радаму.
— Да, вино здесь хорошее, — сказал он и обеими руками вцепился в стакан, будто боялся, что его отберут.
Хлопнула дверь, послышались гулкие шаги корчмаря, и тотчас в нос мне ударил аппетитный запах жареной рыбы. Корчмарь поставил ее передо мной на серебряном блюде размером с противень. Столовый прибор он не принес.
— Ешьте руками, — посоветовал он. — Так лучше всего.
Я вообще страсть как люблю карликового сома, но такого вкусного, как этот, еще не пробовал.
— Кто здесь готовит? — спросил я Лайоша Радама.
— Его жена. Вам бы еще попробовать спинку косули… Э-эх, объедение! — сказал он и прищелкнул языком.
— Вы голодны? — Я непроизвольно подвинул блюдо к нему.
— Нет-нет, — испуганно запротестовал он, прижав руки к груди и опасливо озираясь, будто нарушил какой-то запрет.
Глубоко запустив пальцы в мякоть, я отделил ее от хребта и как бы между прочим спросил:
— Вас почему здесь не любят?
Реакция его была странной: он улыбнулся. Я же подумал о том, что определить его возраст по внешности практически невозможно. Это иссохшее и изборожденное глубокими морщинами лицо с равной вероятностью могло принадлежать как семидесятилетнему, так и сорокалетнему мужчине.
— Знаете, кто такой пастушок? — спросил он.
— В каком смысле?
— Ну вот, не знаете. Птица такая.
— Не слышал.
— А любите птиц?
— Хм… Как деревья, как лошадей. Не больше.
— Ну да… Золотистую щурку видели?
— Кого?
— Золотистую щурку.
— Тоже птица?
— Да.
— Нет, вряд ли. Или если и видел, то не знал, что это она.
— А черную крачку?
— Тоже.
Он отвернулся и долго смотрел в стену, а когда снова взглянул на меня, глаза его выражали бесконечную скорбь.
— Я, знаете ли, любую птицу по полету узнавал. Какую угодно.
— Да… Это здорово, — как-то неловко закивал я.
Глаза его вдруг сузились, стали совсем как щелочки, и, не обратив никакого внимания на мои слова, он спросил:
— Читали в газете?
— О чем?
— О большой птице.
Я в недоумении уставился на него.
— А ведь о ней писали. Говорят, даже за границей.
Покончив с последним сомиком, я вытер пальцы о брюки. Радам придвинул ко мне свой стакан, и я машинально наполнил оба. Он с жадностью выпил.
— Говорят, первым ее увидел какой-то мальчишка из Гармоша. Он в Шеде купался, вдруг смотрит — падает в реку огромная птица. Распростертые крылья шире, чем Шед.
— Не может быть, — возразил я.
— Да что вы… — Радам раздраженно махнул рукой. — Почему сразу «не может быть»? На другой день свинопас из Сикоро тоже рассказывал, что видел какую-то очень большую птицу. Правда, издалека. Он у Старого колодца стоял, а она над Ведьминой горкой летала. Знаете, где это?
Я кивнул.
— Ну, а на третий день я и сам ее увидел. Страсть как высоко кружила и крыльями не махала, но мне и этого было достаточно, чтобы понять: такой птицы я еще никогда не встречал. Я, знаете ли, смотрителем на плотине, забот у меня немного, а с того дня я только и делал, что птицу эту выслеживал. Никак не удавалось ее вблизи посмотреть: то она слишком уж высоко, то низко, но далеко. Узнали о птице и в орнитологическом институте. Не от меня, это точно, я-то о ней никому не рассказывал. Наоборот, отрицал даже, что есть такая. Если кто о ней заговаривал — а видели многие, — я только смеялся: сказки, мол, это. Но про себя-то знал, что не сказки. Хотел на гнездо ее набрести, да никак все не удавалось. Потом приехал из птичьего института тощий такой ученый в очках, стал меня спрашивать, видел ли я эту птицу. Какое там, говорю, никогда не видал. Но он все равно с неделю здесь проторчал. Однажды вечером увидел-таки ее — далеко, правда, — и заявляет: белоголовый сип. Редко, но залетает сюда и он, да только никакой это был не белоголовый сип! Потом этого ученого, видно, совесть заела, и он уже с целой комиссией снова к нам заявился. С фотоаппаратом, биноклем, еще со всякими штуками. Тогда о птице уже и газеты писали, почему я и думал, что вы читали. Короче, комиссия целый день пялилась на небо, а назавтра пришло известие, что какую-то огромную птицу видели километрах в трехстах отсюда. Ну, комиссия, ясное дело, в машину, потому что кто ж там мог быть, если не наша птица, — и за ней. Да только на другой день она объявилась уже в пятистах километрах оттуда.
В сборник вошли сказки одного из самых популярных детских писателей современной Венгрии. Героями их являются люди, звери и вымышленные существа. Книга учит читателя добру, человечности, отзывчивости, верности в дружбе, настойчивости и отваге в борьбе со злом.
В сборник вошли сказки одного из самых популярных детских писателей современной Венгрии. Героями их являются люди, звери и вымышленные существа. Книга учит читателя добру, человечности, отзывчивости, верности в дружбе, настойчивости и отваге в борьбе со злом.Рисунки Г. Алимова.
В сборник вошли сказки одного из самых популярных детских писателей современной Венгрии. Героями их являются люди, звери и вымышленные существа. Книга учит читателя добру, человечности, отзывчивости, верности в дружбе, настойчивости и отваге в борьбе со злом.Рисунки Г. Алимова.
В сборник вошли сказки одного из самых популярных детских писателей современной Венгрии. Героями их являются люди, звери и вымышленные существа. Книга учит читателя добру, человечности, отзывчивости, верности в дружбе, настойчивости и отваге в борьбе со злом.Рисунки Г. Алимова.
В сборник вошли сказки одного из самых популярных детских писателей современной Венгрии. Героями их являются люди, звери и вымышленные существа. Книга учит читателя добру, человечности, отзывчивости, верности в дружбе, настойчивости и отваге в борьбе со злом.Рисунки Г. Алимова.
В сборник вошли сказки одного из самых популярных детских писателей современной Венгрии. Героями их являются люди, звери и вымышленные существа. Книга учит читателя добру, человечности, отзывчивости, верности в дружбе, настойчивости и отваге в борьбе со злом.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.
Можно попытаться найти утешение в мечтах, в мире фантазии — в особенности если начитался ковбойских романов и весь находишься под впечатлением необычайной ловкости и находчивости неуязвимого Джека из Аризоны.
В сборник вошли рассказы молодых прозаиков Ганы, написанные в последние двадцать лет, в которых изображено противоречивое, порой полное недостатков африканское общество наших дней.
Йожеф Лендел (1896–1975) — известный венгерский писатель, один из основателей Венгерской коммунистической партии, активный участник пролетарской революции 1919 года.После поражения Венгерской Советской Республики эмигрировал в Австрию, затем в Берлин, в 1930 году переехал в Москву.В 1938 году по ложному обвинению был арестован. Реабилитирован в 1955 году. Пройдя через все ужасы тюремного и лагерного существования, перенеся невзгоды долгих лет ссылки, Йожеф Лендел сохранил неколебимую веру в коммунистические идеалы, любовь к нашей стране и советскому народу.Рассказы сборника переносят читателя на Крайний Север и в сибирскую тайгу, вскрывают разнообразные грани человеческого характера, проявляющиеся в экстремальных условиях.
Книга составлена из рассказов 70-х годов и показывает, какие изменении претерпела настроенность черной Америки в это сложное для нее десятилетие. Скупо, но выразительно описана здесь целая галерея женских характеров.